Ольга Токарчук - Веди свой плуг над костями мертвых

— Как?

— Как, как. Я точно не знаю. Может, они его просто напугали, когда он, как варвар, поедал их сестру.

— Хочешь сказать, что это была динтойра [4] Динтойра — суд Торы, Высший суд (ред.). ? Косули наказали его?

Я долго молчала. Кажется, ему нужно много времени, чтобы сосредоточиться, а потом осознать услышанное. Он должен потреблять больше соли. Я уже говорила, что соль помогает быстрее принимать решения. Матога медленно надевал валенки и тулуп.

Когда мы шли по мокрому снегу, я сказала:

— А Комендант в колодце?

— Ты о чем? Хочешь знать причину смерти? Не знаю. Он не рассказывал.

Это он о Черном Пальто.

— Нет, нет, я знаю, какая была причина смерти в колодце.

— Какая? — спросил он так, словно это его нисколько не интересовало.

Поэтому я не ответила сразу, а подождала, пока мы двинемся через мостик к дому Писательницы.

— Такая же.

— То есть он подавился костью?

— Не злорадствуй. Его убили Косули.

— Подержи лестницу, — ответил он на это.

Поднялся по ступеням и возился с желобом, а я продолжала объяснять ему свою теорию. Сослалась на свидетеля — Дизя. Мы с ним знали больше, потому что первыми прибыли на место происшествия и заметили то, чего потом Полиция уже не могла увидеть. Когда Полиция приехала, было темно и мокро. Снег таял на глазах и скрыл то, что было самым важным — эти странные следы вокруг колодца, много, сотни, а может, и больше — маленькие, круглые, словно Человека окружило целое стадо Косуль.

Матога слушал, но не отвечал, на этот раз из-за того, что держал во рту шурупы. Поэтому я продолжала: «Может, сначала он ехал на машине и почему-то остановился. Может, Косуля, одна из убийц, притворялась больной, а он обрадовался, что нашел дичь. И тогда, когда вышел, они окружили его и начали теснить в сторону колодца».

— У него была окровавлена голова, — сказал сверху Матога, прикрутив последний шуруп.

— Да, потому что ударился, падая в колодец.

— Готово, — сказал он, помолчав, и начал спускаться вниз.

И действительно, желоб держался на новом алюминиевом хомуте. А старый, наверное, найдется через месяц, как растает снег.

— Постарайся не рассказывать об этом предположении. Оно очень недостоверное и может тебе навредить, — посоветовал Матога и отправился прямо домой, не взглянув на меня.

Я подумала, что он тоже считает меня сумасшедшей, как и все, и мне стало обидно.

Ну что ж. Блейк писал: «Противопоставление является Настоящей дружбой».

Меня снова вызвали на допрос заказным письмом, которого привез Почтальон. Ему пришлось добираться из города на Плоскогорье, поэтому он был сердит на меня и не замедлил это выразить.

— Следует запретить людям жить так далеко, — заявил он с порога. — Что вам с того, что вы так это спрятались от мира? Он вас все равно достанет. — В его голосе слышалось злорадство. — Подпишите вот здесь, повестка из прокуратуры.

Ох, не принадлежал он к друзьям моих Девочек. Они мне всегда демонстрировали, что не любят его.

— Ну, как оно жить в башне из слоновой кости, над головами мелочи, с носом, задранным к облакам? — спросил Почтальон.

Этого я больше всего не люблю в людях — ледяной иронии. Это трусость; все можно высмеять, никогда ничем не интересоваться, не чувствовать себя ничем связанным. Жить, как импотент, который сам никогда не изведает наслаждения, однако сделает все, чтобы оно стало отталкивающим для других. Ледяная ирония — это главное орудие Уризена. Оружие бессилия. При этом эти умники всегда имеют собственное мнение, которое победно пропагандируют, хотя если начать расспрашивать, интересоваться деталями, окажется, что все их теории состоят из обычных, банальных вещей. Я никогда не решилась бы сказать о ком-то, что он глуп, и не хотела заранее осуждать Почтальона. Я пригласила его сесть и сделала кофе, такой, какой любят Почтальоны — крепкий, заваренный в стакане. Угостила пряниками, которые пекла еще до праздников, надеюсь, они не зачерствели и мой гость не поломает о них зубы.

Он снял куртку и сел к столу.

— Много таких повесток разношу последнее время, думаю, все это касается Комендантовой смерти, — сказал он.

Мне было очень интересно, кому еще Прокуратура направила письма, но решила не показывать этого. Почтальон ждал мой вопрос, которого так и не было. Возился на стуле, пил кофе. Однако я умела молчать.

— Например, я такие повестки разносил всем его дружбанам, — сказал наконец.

— Вот как, — равнодушно ответила я.