Ольга Токарчук - Игра на разных барабанах - Рассказы

«Игра на разных барабанах» — это не только название книги Ольги Токарчук и заключительного рассказа, но и «слово в свое оправдание». Писательница постепенно переходит от целостного романа (например, «Правек и другие времена») через постсовременную летопись («Дом дневной, дом ночной») к жанру новеллы. Таким образом, заглавие дает нам понять, что книга вовсе не обязательно должна быть стилистически и тематически однородной, а труд писателя сродни «игре на разных барабанах». Прежде чем ответить себе на вопрос «каких», стоит заметить, что сравнение писательства с игрой не так уж и неуместно, особенно если вспомнить, что этот мотив у автора «Правека» встречается очень часто. Играет Токарчук (в том числе на наших чувствах, представлениях, стереотипах), играют ее герои, а сборник, если сравнить его с концертом ударных, перестает раздражать своей разнородностью или даже бессвязностью. Впрочем, подобного рода упреки можно адресовать неумелому дебютанту — уж в чем-чем, а в мастерстве автору этой блестящей книги не откажешь. Скорее может огорчить сам этот блеск, чрезмерная легкость пера, желание понравиться, заинтересовать, увлечь, свойственное авторам детективов, которые запоем читает героиня первого рассказа.

В сборнике мы находим рассказы трех типов, с явным преобладанием фантастических, очень изящных, порой — к счастью, не всегда — напоминающих творчество Джонатана Кэррола. Однако лучшие (наиболее личные, правдивые, глубокие) из них те, что реалистичны, бесхитростны, без фейерверков (а порой, как «Шахматная фигура», лишены действия). Описание обычных людей, ауры места и т. п. без какого-либо морализаторства, без элементов фантастики — прием, часто использующийся Анджеем Стасюком, — лично для меня более убедителен в исполнении Ольги Токарчук. Однако в большинстве случаев реалистические этюды — всего лишь отправная точка. Это заметно уже в первом рассказе — «Открой глаза, ты умер», где проявляются и сильные, и слабые стороны творчества писательницы. Талант Токарчук здесь лучше всего раскрывается в отрывках, посвященных описанию «физиологии чтения», а дар зоркого наблюдателя, проницательность психолога, умение «вжиться» в образ позволяют автору делать весьма тонкие замечания. Особое удовлетворение — пожалуй, большее, чем от нарочитых эффектов — приносит читателю обилие подробностей, которые он тотчас же соотносит с собственным опытом. В упомянутом рассказе Токарчук в какой-то момент создает атмосферу, предвещающую из ряда вон выходящие события, и — по законам популярной литературы — сразу же эти ожидания оправдывает. В итоге героиня, читающая некий детектив, сама «вторгается в мир книги» и убивает нескольких персонажей. И я снова, как когда-то при обсуждении «Правека», могу сказать о «поэтике свершившегося чуда» — правда, хочется добавить, что чудеса, происходящие решительно слишком часто, перестают производить впечатление.

В рассказах, следующих за фантастическими, действие происходит в прошлом или — как в «Бардо. Рождественский вертеп» — к прошлому отсылается, в конце же сборника Токарчук поместила (самую многочисленную) группу рассказов абсолютно реалистических, привязанных к конкретному месту (Польша, Германия) и времени (80–90-е годы). Они-то мне и кажутся наиболее интересными. Среди них уже нашумевший (он был опубликован до выхода сборника) рассказ «Профессор Эндрюс в Варшаве», где представлен весьма любопытный взгляд на военное положение. Первой реакцией широкой публики было удивление: вот как, оказывается, об этом можно писать. Выходит, печальная история, приключившаяся в Польше с английским профессором, может с равным успехом произойти с польским туристом, потерявшимся в любой инокультурной стране, то есть привязка к реальному историческому событию — необязательный орнамент. В частности, поэтому я заметил выше, что Токарчук, как и ее герои, любит играть.

Рассказы в сборнике, как я уже упоминал, написаны в разной поэтике, повествование ведется то от первого, то от третьего лица, однако есть нечто, прочно их связывающее. Писательница затрагивает тысячу и одну тему, довольно типичные для ее творчества (прежде всего, это отношения мужчины и женщины, неумение понять друг друга, психологические проблемы), но одна тема звучит почти везде. Тут нет ничего нового, ни для самой Токарчук, ни для значительной части современной литературы — я имею в виду ощущение «прозрачности», то, что сейчас принято называть «невозможностью самоидентификации».