Ольга Токарчук - Веди свой плуг над костями мертвых

Наконец мы это увидели.

На перевале стоял автомобиль, большой джип. Все дверцы были открыты и внутри горел неяркий свет. Я остановилась в нескольких метрах, боялась приблизиться, чувствовала, что сейчас расплачусь как ребенок, от страха и нервов. Дизь взял у меня фонарик и медленно подошел к автомобилю. Посветил внутрь. Там было пусто. На заднем сиденье лежал портфель, черный, и еще какие-то пакеты, видимо, с продуктами.

— Слушай…, - тихо сказал Дизь, растягивая слова. — Я этот джип знаю. Это «Тойота» нашего Коменданта.

Теперь он ощупывал светом фонарика пространство возле автомобиля. Машина стояла в месте, где дорога поворачивает налево. Справа кустилась чаща; при немцах здесь стояли дом и мельница. А сейчас были разве что поросшие кустарниками руины и высокий орех, к которому осенью сбегались Белки со всей округи.

— Смотри, — сказала я, — посмотри, что тут на снегу!

Луч фонарика выхватил странные следы — множество круглых отпечатков размером с монету, везде их было полно, вокруг машины на дороге. И еще — следы тяжелых мужских ботинок. Они были хорошо заметны, потому что снег таял, и темная вода заполняла каждую впадину.

— Это следы копыт, — сказала я, приседая и внимательно присматриваясь к небольшим, круглым отпечаткам. — Это следы Косуль. Видишь?

Но Дизь смотрел в другую сторону, туда, где размокший снег был вытоптан, уничтожен до основания. Луч фонарика продвигался дальше, к зарослям и через мгновение я услышала, как Дизь ахнул. Он стоял, наклонившись над устьем старого колодца в кустах, у дороги.

— Боже мой, Боже мой, Боже мой, — повторял он как заведенный, и это меня полностью вывело из равновесия. Ведь известно, что ни один бог не придет и не справится здесь со всем этим.

— Боже, там кто-то есть, — вскрикнул Дизь.

Мне стало жарко. Я подошла к нему и выхватила фонарик из его руки. Посветила в отверстие и увидела ужасную картину.

В неглубоком колодце торчало скрюченное тело, головой вниз. За плечом виднелась часть лица с открытыми глазами, страшного, залитого кровью. Из отверстия торчали ботинки, массивные, с грубыми подошвами. Колодец давно был засыпанный и мелкий, этакая яма. Когда-то я сама прикрывала ее ветками, чтобы туда не попали Овцы Стоматолога.

Дизь стал на колени и беспомощно коснулся этих ботинок, погладил их голенища.

— Не трогай, — прошептала я.

Сердце бешено стучало. Мне казалось, что сейчас эта окровавленная голова повернется в нашу сторону, из-под засохших струй крови сверкнут белки глаз, а губы шевельнутся, чтобы произнести какое-то слово, и тогда это тяжелое тело начнет вылезать наверх, назад, к жизни, разъяренное собственной смертью, гневное — и схватит меня за горло.

— Может, он еще жив, — умоляющим тоном сказал Дизь.

Я молилась, чтобы это оказалось не так.

Мы стояли с Дизем окоченевшие и в полном ужасе. Дизь вздрагивал, словно его трясло в судорогах — я испугалась за него. Он стучал зубами.

Мы обнялись, и Дизь заплакал.

Вода хлынула с неба, вытекала из земли, которая, казалось, превратилась в огромную губку, пропитанную ледяным дождем.

— Схватим воспаление легких, — всхлипывал Дизь.

— Пойдем отсюда. Пойдем к Матоге, он знает, что делать. Идем отсюда, не надо здесь стоять, — предложила я.

Мы двинулись назад, обнявшись неуклюже, словно раненые солдаты. Я чувствовала, как у меня пылает голова от неожиданных, волнующих мыслей, я почти видела, как эти мысли парят под дождем, превращаются в дым и присоединяются к черным тучам. И когда мы так шли, скользя по размокшей земле, во мне вдруг родились слова, которыми я возжаждала поделиться с Дизем. Очень хотелось произнести их вслух, но пока что не могла добыть их из себя. Они убегали. Я не знала, как начать.

— Господи Иисусе, — всхлипывал Дизь. — Это Комендант, я видел его лицо. Это был он.

Мнение Дизя всегда для меня много значило, и я не хотела, чтобы он считал, что я сумасшедшая. Только не он. Когда мы уже оказались у дома Матоги, я собрала в кулак все свое мужество и решила сделать очередной шаг и сказать ему, что я обо всем этом думаю.

— Дизь, — начала я. — Это Животные мстят людям.

Он всегда верит моим словам, но на этот раз вообще меня не слушал.

— Это не так уж невозможно, — продолжала я. — Животные сильные и умные. Мы даже не представляем себе, насколько. Когда-то на Животных подавали в суд. И они были даже осуждены.

— Что ты говоришь? Что ты говоришь? — бессмысленно бормотал он.

— Я где-то читала о Крысах, которых вызвали в суд, потому что они причинили большой вред. Дело откладывали, поскольку Крысы не являлись на процесс. В конце концов им даже предоставили адвоката.