Наталья Тимофеева - Щемящей красоты последняя печаль

Там боли нет, желаний, суеты,
Как нет тепла, любви и сожалений,
Земных утех, проблем и нестроений,
И где законы логики просты.

Вы, мои подружки дорогие,
Первыми осыпали листы.
Ветры ненарочные, не злые
Вас лишили мирной красоты.
Вы им раскудряво покивали,
Не считая, бросили монет,
Тёплых дён себе понакупали,
А во что одеться-то, и нет.
Белоствольно вытянулись рядом
В светлой неприкрытой наготе,
Вас зима крахмаленым нарядом
Уберёт без золотых затей,
Будете на выданье невесты, —
Волосок причёсан к волоску,
Как свекровь, с вниманием нелестным
Вам она внушит свою тоску.
Но вбежит невестка-веселушка
И серёг надарит, обернёт
Зеленью остывшие опушки,
К брату-лету в горницу введёт.
Там вы заживёте беспечально,
От дождей кудрявясь в вышине,
В соловьином щебете венчальном
И в лесной немолчной тишине.

Заметала метель междурядье
Серых улиц и старых домов,
Надевала пушистое платье
Из снежинок и призрачных снов
На стоящий недвижимо город.
Посреди белоснежных гардин
Становился он весел и молод,
Несмотря на сиянье седин.
И приветливо окна мерцали
Сквозь кружение ветреной мглы,
И герани пунцово сгорали,
Как уголья в чешуйках золы,
В рамках света неспящих окошек…
Ветер, дым заплетая из труб,
Прогонял загулявшихся кошек,
Доставая прохожих из шуб,
Обжигая порывами лица,
И полами играя вразлёт…
Словно низколетящие птицы,
Ветром сбитые с синих высот,
Затерявшися в вихре, в круженье
Над остывшей уснувшей землёй
В этом колком румянящем жженье
Мы летели, летели с тобой…

Разыгралась мартовская вьюга,
Не видать за окнами ни зги.
Мчится снег стремительно по кругу,
Словно ворох тыквенной лузги.
Грузнут крыши скатные от влаги,
Жесть свою венчая белизной,
А дорога — лентою бумаги
С чёрной параллельной колеёй.
В суматошном этом мельтешенье
Коконами тутовых червей
В снежном ненадёжном облаченье
Силуэты движутся людей.
В торопливой поступи прохожих —
Зябкая уступчивость врагу,
Что весенний день на стужу множит,
Подмешав к нему свою пургу.

Серебром позвенела в фарфоре,
Где с корицею кофе налит…
Прелесть есть в ежедневном повторе,
Что из чашечки тонкой парит.
Ароматом наполнено утро,
Свет дробится узорами штор,
Тишина удаляется мудро,
Оставляя для звуков простор.
Кошка ластится, трётся боками,
Будто мы не видались давно,
Гренки вновь розовеют краями,
И икринок алеет зерно…
Сон слетает с ресниц неторопко,
Мысли свой прекращают разброд,
И играет вчерашнею пробкой,
Расшалившись от радости, кот.

Вечер тянется нотой негромкой,
Полумрак проникает в окно,
И размытою тонкою кромкой
Тень рисует на стенах панно.

Капля глухо срывается медью
На балконный карниз за стеной,
Дождь наброшен ячеистой сетью
На вечерний пейзаж городской.

И в уюте моём незнакомом
Сизых сумерек, гасящих день,
Я — дыхание старого дома,
Я — его сердцевина и лень.

Расчешу свои волосы нежно,
Обходя своеволье зеркал,
Разбросаю небрежно одежды
Словно я собираюсь на бал…

И, смирившись с веленьем сиротства,
Дум своих перебрав жемчуга,
Я не стану делить первородства
С тем, кто статью подобен богам.

Отойду, скроюсь в сумерках тенью
Там, где теплится таинство грёз,
И с обычною зимнею ленью
Ничего не затею всерьёз.

Ты моя печальница — жалельница,
Ты моя бабуленька родная,
Над тобой кружит сейчас метелица,
А вокруг — оградка золотая.

Над тобой жасминовые прутики,
Крест простой, поблекшие веночки,
И скамьи садовой ножки-гнутики, —
Подношенья внученьки и дочки.

Что ещё мы можем, только песенно,
Панихиде вторя, да по свечке…
А когда-то дома было весело
От огня тобой зажжённой печки,

А когда-то ты меня баюкала,
Пела всё молитвы надо мною…
Голоса бесхитростными звуками
Ты просила Господа с мольбою,

Чтобы он хранил меня от пропасти,
От лихих людей и часа лютого,
Чтоб ума послал и женской кротости,
И часы болезни счёл минутами.

Кто любить способен был неистово,
Ни за что и так самоотверженно,
Та теперь лежит в земле… Безлиственно,
Холодно на кладбище заснеженном…