Адам Мицкевич - Стихотворения. Поэмы

«Дискуссии моих предшественников славных
Коснулись правильно решенья пунктов главных
И подняли его на высоту при этом,
Суждениями их хочу, как ярким светом,
Наглядно озарить запутанное дело,
Чтоб несогласий впредь оно бы не имело.
Дискуссия у нас распалась на две части,
Отчетливо они разделены, на счастье:
Часть первая — решить сего восстанья цели
И как бы мы теперь вести его хотели;
Какая власть нужна — вторая из загадок,
Что ж, пункты хороши, но изменю порядок.
Вопрос о власти я хочу решить сначала,
Чтобы она нам цель восстанья намечала.
Когда окинем мы историю глазами
Во всем развитии, то что увидим сами?
Когда-то дикари разрозненно селились,
Для обороны же они объединились.
Для блага общего пришлось стеснить свободу,
Тем обеспечив жизнь счастливую народу.
Вот первый был устав. Из этого устава —
Первоисточника — возникло наше право.
Законы создает правительство, и что же?
Ошибкой было бы считать их волей божьей!
Общественный контракт {308} всему основа, так-то!
Ну, а раздел властей лишь следствие контракта».
«Ну, о контрактах речь! О киевских ли, минских, —
Матвей заговорил, — дойдет и до Бабинских {309} .
Господь ли, сатана ль, кто навязал царя нам —
Об этом не хочу сегодня спорить с паном,
Советуй лучше, как разделаться с тираном?»

Кропитель закричал: «Эх, было б делом милым
Добраться до царя и окропить Кропилом!
Уж не вернулся б он по Киевскому тракту,
Ни по другому там безбожному контракту!
Не воскресили бы его ни слуги божьи,
Ни Вельзевуловы. Кропило мне дороже,
Чем ваша речь, хоть вы красноречивы были.
Фить-фить, и нет ее! Суть главная в Кропиле».

«Да! — Бритва запищал. — Да, правильно, ей-богу! —
Он от Кропителя перебегал к Забоку
(Свершает так челнок по кроснам путь недлинный). —
Прав Матек с Розгою и прав Матвей с Дубиной!
Побьете москалей, едва начнется битва,
Команду Розга даст, и не подгадит Бритва!»

«Команда что? — сказал Кропитель. — На параде
Нужна была она, а в Ковенской бригаде {310}
Приказ короткий был: «Страши, не зная страха,
Не дай задеть себя, а сам лупи с размаха!
Жиг-жиг!» Но Бритва тут истошно взвизгнул: «Братцы!
К чертям регламенты! Не лучше ли подраться?
Да разве вам чернил и времени не жалко?
Забок маршалок {311} наш, а Розга — жезл маршалка!»
Кропитель подхватил: «Забок наш предводитель!»
Добжинцы грянули: «Да здравствует Кропитель!»

Шум начался в углах, нарушилось согласье,
Разбилось мнение шляхетства в одночасье.
«Согласья не терплю! Моя система это!» —
Так Бухман закричал, а кто-то крикнул: «Вето!»
Но, заглушая всех, раздался голос грубый
Вбежавшего в избу сердитого Сколубы:

«Добжинцы! Хорошо ль вы поступили с нами?
Располагаем мы такими же правами!
Созвал Рубака нас, по прозвищу «Мопанку»,
И обещался он торжественно застянку,
Что приглашает нас заняться важным делом,
Не о Добжинских речь, но о повете целом!
Он звал нас не один, вчера на эту встречу
Нам квестарь намекал витиеватой речью.
Желая оказать всем шляхтичам услугу,
Гонцов послали мы и подняли округу!
Так почему же нам не совещаться вместе?
Ведь шляхтичей пришло не менее чем двести!
На вас, Добжинские, свет не сошелся клином,
Давайте выбирать по правилам старинным!»
«Пусть равенство живет!» —
Мицкевичи вначале,
А Тераевпчи за ними закричали,
И Стыпулковские вопили: «Прав Сколуба!»
Но Бухман закричал: «Согласье мне не любо!»
Кропитель подхватил: «Мы обойдемся сами!
Виват, маршалок наш! Наш Матек над Матьками!»
«Мы просим!» — крикнули Добжинские на это,
А прочие в ответ заголосили: «Вето!»
Разбились голоса, шум поднялся великий,
Кивают головы, и «просим!» рвутся крики,
И «вето!» им в ответ, и крики «просим!» снова.

Единственный из всех Забок молчал сурово;
Сидел недвижно он с поникшей головою,
Кропитель перед ним, как лист перед травою,
Стоял и головой, подпертою дубиной,
Вертел, как тыквою, на шест надетой длинный.
Кивал он тем и тем и в чаянье событий
Выкрикивал одно: «Кропите и кропите!»
А Бритва двигался живее и живее,
Он от Кропителя перебегал к Матвею,
И Лейка семенил от шляхтичей сердитых
К Добжинским, будто бы желая примирить их.
«Брить!» и «кропить!» кругом кричали в исступленье,
Забок еще молчал, но потерял терпенье!

Пока народ шумел, как будто оглашенный,
Среди людских голов блеснул клинок саженный,
В пядь шириною был, потяжелей дубины,
И обоюдоостр, без пятен, без щербины —
Тевтонский славный меч из нюренбергской стали,
И от оружия все глаз не отрывали,
Блеснул он в чьей руке, не видели литвины,
Но дружно грянули: «Виват! Наш Перочинный!
Могучий герб его приносит честь застянку!
Виват, Рубака наш! Наш Козерог-Мопанку!»