Но бернардин вспугнул витающие грезы,
Окликнул графа он, и, точно в знак угрозы,
Веревку всю в узлах он показал сердито:
«Пан хочет огурцов? А вот и огурцы-то! {263}
Подальше от греха! Воспользуйтесь советом,
Нет овощей про вас на огороде этом!»
Ксендз, пальцем погрозив, пошел своей дорогой,
Граф призадумался над этой речью строгой.
Когда ж он глянул в сад, то никого не встретил,
Лишь платье белое в окошечке заметил.
Виднелись и следы; где девушка бежала,
Трава примятая чуть-чуть еще дрожала,
Но успокоилась, точь-в-точь вода речная,
Которой ласточка коснулась, пролетая.
На зелени густой травы, нежнее шелка,
Торчала кверху дном плетеная кошелка,
Запуталась она и на волне зеленой
Уже без огурцов покачивалась сонно.
С уходом девушки все стало тише, глуше,
И на дом Граф глядел, настороживши уши.
Он все раздумывал, а слуги все молчали.
Уединенный дом, что тихим был вначале,
Вдруг ожил, зашумел, раздался крик веселый, —
Так улей весь гудит, когда вернутся пчелы.
А это ловчие домой вернулись с луга,
И с завтраком уже забегала прислуга.
Вот принесли вино и подают приборы,
Под стук ножей уже ведутся разговоры;
Мужчины запросто, в охотничьем наряде,
С тарелками в руках стоят удобства ради,
Пристроились к окну, им и столов не нужно,
О ружьях, о борзых заговорили дружно.
Уселись за столом Судья и Подкоморий,
А панны в уголок забились, смех и горе!
Все беспорядочно за раннею закуской,
Согласно с модою затейливой, французской.
Недавно завелось здесь новшество такое,
И уступил Судья, хотя скорбел душою,
Тут для мужчин — одни, другие блюда — паннам,
Подносы с кофием несут благоуханным
Огромные, они расписаны на диво,
На них кофейники сияют горделиво,
Л возле чашечки саксонского фарфора,
И полный сливочник у каждого прибора.
Вкуснее кофия, чем в Польше, не найдете!
В зажиточных домах напиток сей в почете.
За варкою следит особая кухарка,
По праву женщина зовется кофеварка!
У каждой свой секрет и зерен есть избыток,
Попробуй кто другой сварить такой напиток!
Густой, как старый мед, и, словно уголь, черный,
Что варится у нас искусницей проворной.
Без сливок кофий плох, и в этом нет секрета!
Прислужница идет в молочную с рассвета,
Расставит загодя молочную посуду
И сливки свежие снимает отовсюду,
Чтоб вздулась пеночка, не вышло бы оплошки,
Для каждой чашечки берет она две ложки.
Но дамы, кофий пить привыкшие в постели,
За завтраком его уже не захотели.
Сметаной забелив дымящееся пиво,
Напиток с творогом приготовляют живо.
Закуска для мужчин была совсем иною —
Язык, копченый гусь и сало с ветчиною,
Домашним способом коптят их самым лучшим —
На можжевеловом густом дыму пахучем.
В конце же зразами гостей обносят слуги, —
Судья прославился как хлебосол в округе.
Две группы в комнатах образовались вскоре,
Забылись старики в серьезном разговоре:
Речь о хозяйстве шла и об указах тоже,
Указы что ни день то становились строже.
Пан Подкоморий вел и о войне беседу
И о политике рассказывал соседу.
А дочка Войского его супруге старой
Гадала в уголке, надевши окуляры.
В соседней комнате о травле разговоры —
Сегодня обошлись без криков и без ссоры.
Ведь лучшие стрелки, ораторы повета,
Сидят, насупившись, честь каждого задета!
Юрист с Асессором травили зайца вместе,
Трудились хорошо, но не добились чести:
Они доверили своим борзым косого,
А заяц скрылся вдруг средь поля ярового.
Борзые русаком спешили поживиться,
Но доезжачих тут остановил Соплица —
Он не дал вытоптать крестьянского посева,
Пришлось послушаться (хотя и не без гнева),
А вот теперь сиди, да и гадай, терзаясь:
Которой из борзых попался в лапы заяц!
Обеим, может быть? То так, то этак судят,
И спорам двух сторон, кажись, конца не будет.
На Войского нашел угрюмый стих молчанья,
Лишь стенам уделял он все свое вниманье,
Как будто бы ему охота надоела
И в голову взбрело совсем иное дело.
Старик задумался и мухобойкой глухо
Как хлопнет по стене — убита сразу муха!
А на пороге, здесь, Тадеуш вместе с пани
Вдали от общества устроили свиданье,
Хоть разговор их был неинтересен свету,
О чем-то горячо шептались по секрету,
Тут юноша узнал, что тетушка богата
И что в Судье она привыкла видеть брата,
Но, если говорить по правде, откровенно,
Сродни ль племянник ей — не знает Телимена.
Сестрой Судьи ее родители прозвали,
Но кровное родство меж ними есть едва ли!
Намного старше он. Жила она в столице
И услужить могла десятки раз Соплице,
Приобрела за то его расположенье,
Судья зовет ее сестрой в знак уваженья!
По дружбе с ним она на это согласилась,
От этих слов гора с плеч юноши свалилась:
Серьезный разговор, хотя и очень краткий,
Сомненья прояснил и разрешил загадки.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу