Я проникся к мексиканке уважением.
— Пошли. Обещаю, что мы будем говорить только по-американски.
Верита искоса поглядела на меня.
— А… мальчишка?
Я улыбнулся в ответ:
— Он, наверное, уже ушел.
Но я ошибся.
Стоило открыть дверь, как нас приветствовал восхитительный аромат жареного мяса. Стол был накрыт на двоих: фарфор, хрусталь, лен, литое серебро столовых приборов и подсвечников.
— Кучеряво живешь, — глянула на меня Верита.
— Впервые все это вижу! У меня ничего подобного нет.
Я ринулся в кухню. Давешний парень стоял у плиты. Одет он был в легкий клетчатый жакет и белые льняные слаксы, а воротник шелковой рубашки аккуратно стягивал фуляр святого Лаврентия. На звук моих шагов парень оглянулся.
— Обед будет через двадцать минут, — возвестил он с широкой улыбкой. — Возвращайся пока в гостиную и отдыхай. Я сейчас приготовлю коктейли.
Я молча повернулся и вышел из кухни.
— Он говорит, что сейчас приготовит коктейли, — подавленно объявил я Верите.
— Кажется, ты сделал неплохое приобретение, — улыбнулась она.
Парень возник из дверей кухни, подошел к маленькому бару в стене и открыл его. На полке красовался целый ряд бутылок: водка, джин, скотч, вермут. Парень молча достал из золотого ведра лед, положил его в бокал и налил скотч.
— Ты ведь предпочитаешь именно это, верно? — спросил он у меня.
Я кивнул и взял бокал.
— Что вы предпочитаете? — обратился он к Верите.
— Водку с тоником? — вопросительно произнесла она.
Парень кивнул и извлек с нижней полки бутылку тоника, затем быстро приготовил коктейль для Вериты. Она машинально взяла бокал, и мы оба застыли, глядя на него. Парень сделал приглашающий жест в сторону кушетки.
— Я сделал несколько сигарет с марихуаной. Они в коробке на кофейном столике. Сделайте пару затяжек, чтобы расслабиться. У вас обоих очень напряженный вид.
— Эй! — нерешительно позвал я, когда он снова направился было в кухню.
— Да?
— Откуда все это взялось?
— Я заказал по телефону.
— Заказал? Просто так?.. Позвонил, и все?
Парень кивнул.
— Они были очень любезны. Я просил поторопиться, чтобы успеть к обеду.
— И у тебя не спросили денег? — подозрительно поинтересовался я.
— Зачем? Я подписал чек.
Я начал закипать.
— А тебе не пришло в голову, каким образом мне за все это придется расплачиваться? У меня же нет ни гроша!
— Это не важно. Я говорил тебе, что я богат.
— Когда?
— Прошлой ночью. Разве ты не помнишь?
— Абсолютно ничего не помню, — покачал я головой.
— Ты читал стихи, окно было открыто, начинался дождь. Ты был гол и сказал, что Господь смывает с тебя грехи. Это было так красиво… Затем ты заплакал и сказал, что весь мир сошел с ума из-за денег и что, если бы каждый рождался богатым, не было бы никаких проблем. И ты пожалел меня. Именно тогда я тебя и полюбил. Меня еще никто никогда не жалел.
— А, чепуха, — пробормотал я. — Наверное, у меня просто шарики за ролики заехали.
— Ничего подобного, — живо возразил он. — Ты дал мне возможность взглянуть на мир гораздо яснее, чем я делал это прежде.
— Я?!
Он кивнул.
— Я позвонил отцу и сказал, что прощаю его.
У меня в голове была полная каша. Очевидно, и выражение лица соответствующее.
— Ты в самом деле ничего не помнишь? — спросил он.
Я покачал головой.
— Ты ловил попутку на бульваре Голливуд…
В мозгах у меня внезапно что-то щелкнуло:
— Серебристо-голубой «роллс» с откидным верхом?
— Да. Я остановился, чтобы подобрать тебя, и мы разговорились. Я предложил отвезти тебя до самого дома, но ты сказал, что там такую машину обязательно обворуют. Поэтому мы поставили ее в гараж за несколько кварталов.
Я постепенно стал припоминать события прошлой ночи. Мы заглянули в винный магазинчик, где он заплатил за несколько бутылок вина, потом отправились в мою квартиру и долго разговаривали. В основном об его отце, который никак не мог смириться с тем, что его сын «голубой». И еще он постоянно прятал его существование от своей паствы. В конце концов преподобный Сэм Гэннон был знаменит так же, как Билл Грахам, Орал Робертс и Кэтрин Кульман вместе взятые. Чуть ли не каждую неделю он возникал на телевизионных экранах, вещая миру, что Господь исцеляет все. Однако даже сам Господь был бы не в силах исправить своего сына. Во всяком случае, Иисус поступал по-своему и сам расплачивался за последствия своего поведения. Кажется, именно это я сказал в ту ночь парню, посоветовав передать мои слова отцу. Вспомнил я и кое-что еще. Мы только разговаривали. Мы не трахались.
Читать дальше