Майкл Крайтон - Стрела времени - английский и русский параллельные тексты

“And this same principle applies to the great majority of historical circumstances. A single person can do little to alter events in any meaningful way. Of course, great masses of people can `change the course of history. ' But one person? No.”

“Maybe so,” Stern said, “but I can kill my grandfather. And if he's dead then I couldn't be born, so I would not exist, and therefore I couldn't have shot him. And that's a paradox.”

И этот же самый принцип применим к подавляющему большинству исторических обстоятельств. Отдельно взятый человек способен сделать слишком мало для того, чтобы оказать хоть какое-то заметное воздействие на ход событий. Конечно, большие массы людей могут изменить историю. Но один человек? Ни в коем случае.

— Возможно, так, — не уступал Стерн, — но я могу убить моего дедушку. И если он мертв, то я не могу родиться, не могу существовать и во второй раз убить его А это и есть парадокс.

“Yes, it is—assuming you actually kill your grandfather. But that may prove difficult in practice. So many things go wrong in life. You may not meet up with him at the right time. You may be hit by a bus on your way. Or you may fall in love. You may be arrested by the police. You may kill him too late, after your parent has already been conceived. Or you may come face to face with him, and find you can't pull the trigger.”

— Да, это верно, если допустить, что вы на самом деле убьете своего дедушку. Но на практике может оказаться, что сделать это очень трудно. В жизни многое идет не так, как хотелось бы. Вы можете не встретиться с ним в нужное время. Вас по дороге может сбить автобус. Вы можете влюбиться. Или оказаться в полицейском участке. Вы можете убить его слишком поздно, после того, как ваш родитель уже был зачат Вы можете даже встретиться с ним лицом к лицу и обнаружить, что не способны нажать на спусковой крючок.

“But in theory...”

“When we are dealing with history, theories are worthless,” Doniger said with a contemptuous wave. “A theory is only valuable if it has the ability to predict future outcomes. But history is the record of human action—and no theory can predict human action.”

— Но в теории.. — попробовал прервать Дониджера Стерн.

— Когда мы имеем дело с историей, теории ничего не стоят, — Дониджер высокомерно взмахнул рукой. — Теория ценна только в том случае, если дает возможность предсказывать будущие результаты. Но история — это свод сведений о человеческих поступках, а человеческие поступки не может предсказать никакая теория.

He rubbed his hands together.

“Now then. Shall we end all this speculation and be on our way?”

There were murmurs from the others.

Stern cleared his throat. “Actually,” he said, “I don't think I'm going.”

Он с довольным видом потер руки.

— А теперь, может быть, покончим с рассуждениями и возьмемся за дело?

Раздались невнятные возгласы, выражающие не то согласие, не то сомнение.

Стерн громко откашлялся.

— Вообще-то, — сказал он, — не думаю, что я отправлюсь туда.

Marek had been expecting it. He'd watched Stern during the briefing, noticing the way he kept shifting in his chair, as if he couldn't get comfortable. Stern's anxiety had been steadily growing ever since the tour began.

Марек был готов к этому. Он наблюдал за Стерном на протяжении всей беседы и заметил, что тот все больше ерзал в кресле по мере того, как его волнение усиливалось. Тревога Стерна неуклонно возрастала начиная с первых же минут их поездки.

Marek himself had no doubts about going. Since his youth, he had lived and breathed the medieval world, imagining himself in Warburg and Carcassonne, Avignon and Milan. He had joined the Welsh wars with Edward I. He had seen the burghers of Calais give up their city, and he had attended the Champagne Fairs. He had lived at the splendid courts of Eleanor of Aquitaine and the Duc de Berry. Marek was going to take this trip, no matter what. As for Stern—

У самого Марека не было никаких сомнений по поводу путешествия в иное время. С юности он мечтал о средневековом мире, ощущал, как дышит воздухом того времени, видел себя в Варбурге и Каркассонне, Авиньоне и Милане. Он представлял себя среди уэльских воинов под предводительством Эдуарда I. Он в подробностях знал, словно видел это воочию, как жители Кале сдают свой город, он не растерялся бы на ярмарке в Шампани. Он в своих мечтах жил в роскошных дворцах Элеоноры Аквитанской и герцога Беррийского. Марек намеревался совершить эту поездку, невзирая ни на что. Что же касается Стерна ..

“I'm sorry,” Stern was saying, “but this isn't my affair. I only signed on to the Professor's team because my girlfriend was going to summer school in Toulouse. I'm not a historian. I'm a scientist. And anyway, I don't think it's safe.”

Doniger said, “You don't think the machines are safe?”

— Прошу прощения, — говорил тем временем Стерн, — это не мое дело. Я присоединился к команде Профессора только потому, что моя знакомая поехала с летней школой в Тулузу и я хотел быть поближе к ней. Я не историк, а физик, техник. И, так или иначе, я не считаю это мероприятие безопасным.

— Вы не верите в наши аппараты? — с оттенком удивления спросил Дониджер.

“No, the place. The year 1357. There was civil war in France after Poitiers. Free companies of soldiers pillaging the countryside. Bandits, cutthroats, lawlessness everywhere.”

— Нет, я не доверяю этому месту и этому времени. 1357 год. После поражения при Пуатье во Франции началась гражданская война. Повсюду бродят шайки беглых ратников, они грабят всех и каждого. Повсюду бандиты, головорезы, никто и не помнит слово «закон».