MAIKLS KRAITONS - ANDROMĒDAS CELMS

Kad Līvits bija uzaicinājis viņu piebiedroties, Hols bija vēlējies zināt, kādēļ.

— Es taču esmu ķirurgs, — viņš bija sacījis,

— Jā gan, — Līvits bija atteicis. — Bet jūs pazīstat elektrolītus.

— Un tad?

— Tam var but liela nozīme. Asins ķīmiskais sa­stāvs, pH, skābums un sārmainība, un viss pārējais. Varbūt tad tieši tas būs ļoti svarīgi.

— Bet ne jau es vienīgais nodarbojos ar elektrolī­tiem, — Hols bija aizrādījis. — Daudzi to lietu pieprot labāk par mani.

— Jā gan, — Līvits bija teicis. — Bet viņi visi ir precējušies.

— Nu un tad?

— Mums vajadzīgs vecpuisis.

— Kādēļ?

— Ir nepieciešams, lai viens grupa butu neprecejies.

— Tas ir smieklīgi, — bija sacījis Hols.

— Varbūt ir, bet varbūt arī nav.

Viņi izgāja laukā no slimnīcas un devās uz armi­jas mašīnu. Nekustīgi stāvēdams pie mašīnas, nācējus ar militāru sveicienu sagaidīja jauns virsnieks.

— Vai doktors Hols?

— Jā.

— Ludzu, uzradiet savu apliecību.

Hols pasniedza viņam mazu plastmasas kartīti ar savu fotogrāfiju. Vairāk nekā gadu viņš bija to nē­sājis kabatas portfelī; tā bija diezgan neparasta ap­liecība: uzvārds, fotogrāfija, īkšķa nospiedums, un viss. Nekā tāda, kas liecinātu, ka tas ir oficiāls do­kuments.

Virsnieks paskatījās uz kartīti, uz Holu, atkal uz kartīti un pēc tam atdeva to atpakaļ.

— Viss kārtībā, ser.

Viņš atvēra mašīnas aizmugures durvis. Pirmais iekāpa Hols, pēc tam Līvits. Hols pamanīja, ka Līvits ar plaukstu aizsedz acis, sargādamies no zibsnījošās gaismas uz mašīnas jumta.

— Vai jums kas kaiš?

— Nē. Es tikai nepanesu zibsnīšanu. Tā man at­gādina kara laikus, kad es strādāju par ātrās palīdzī­bas šoferi. — Līvits atsēdās, un mašīna devās ceļā. — Tagad klausieties, — viņš teica.— Lidlaukā jums iedos materiālu komplektu, ko lasīt lidojuma laikā.

— Kas par lidojumu?

— Jūs lidosit ar iznīcinātāju «F-104», — Līvits teica.

— Kurp?

— Uz Nevadu. Meģiniet ceļa to komplektu izlasīt. Kad būsim galā, lasīšanai vairs neatliks laika.

— Un kur ir citi?

Līvits paskatījās savā pulkstenī.

— Kērkam ir aklās zarnas iekaisums, viņš atrodas slimnīcā. Pārējie jau uzsākuši darbu. Šobrīd viņi ir helikopterā virs Pīdmontas, Arizonas štatā.

— Es par tādu vietu vēl nebiju dzirdējis.

— Neviens nebija dzirdējis, — Līvits teica. — Līdz šai dienai.

Tajā pašā rītā pulksten 9.59 no Vandenbergas bā­zes 9. sevišķi slepenā angāra betona laukuma pacēlās reaktīvais helikopters «K-4» un uzņēma kursu uz austrumiem, uz Arizonas štatu.

To, ka helikopteram bija jāizlido tieši no šāda an­gāra, bija izlēmis majors Menčiks, nobažījies par pār-

Решение отправить вертолет именно из этого ангара майор Мэнчик принял, чтобы не привлекать излишнего интереса к скафандрам. Дело в том, что три человека в вертолете — пилот и двое ученых — были облачены в прозрачные надувные пластиковые костюмы и походили не то на тучных марсиан, не то, как выразился один из техников в ангаре, на рекламные воздушные шары фирмы «Мэйси».

Пока вертолет взбирался в чистое утреннее небо, два пассажира в кабине молча разглядывали друг друга. Один из них был Джереми Стоун, другой — Чарлз Бертон. Оба они прибыли на базу Ванденберг чуть больше часа назад: Стоун из Стэнфорда, Бертон — из Бейлорского университета в Хьюстоне.

Бертону шел пятьдесят пятый год. Он был патологом, профессором медицинского факультета университета, а кроме того, консультантом Центра пилотируемых космических полетов НАСА в Хьюстоне. До этого он выполнил ряд исследований в Национальном институте здравоохранения в Бетесде, посвященных влиянию бактерий на ткани тела человека.

Уж так получилось в истории науки, что этот жизненно важный ее участок до Бертона, в сущности, оставался нетронутым. То, что болезни вызываются микробами, было известно с 1840 года, когда Генле сформулировал свою гипотезу, и все-таки к середине XX века человек все еще не постиг, как и почему они оказывают вредоносное влияние. Механизм их действия оставался нераскрытым.

Как и многие его ровесники, Бертон начал с Diplococcus pneumoniae, возбудителя пневмонии. Перед войной пневмококками занимались многие, но после появления пенициллина в 40-х годах интерес к ним и ассигнования на их исследование сразу сошли на нет. Бертон переключился на Staphylococcus aureus, распространенный кожный патоген, вызывающий прыщи и чирья. Когда он занялся этой проблемой, коллеги потешались над ним, ибо стафилококки, как и пневмококки, весьма чувствительны к пенициллину. Коллеги сомневались, удастся ли Бертону добыть средства на проведение подобной работы.

В течение пяти лет казалось, что они правы. Денег было мало, и Бертону зачастую приходилось с шапкой в руке обращаться к филантропам и во всякие частные фонды. Тем не менее он стоял на своем, терпеливо исследуя оболочки клеточных стенок, от которых зависит реакция окружающих тканей, и открыл с полдюжины выделяемых бактерией токсинов, которые разъедают ткани, разносят инфекцию, разрушают красные кровяные тельца.

А в 50-х годах вдруг обнаружились первые штаммы стафилококков, устойчивые к пенициллину, — новые штаммы, очень опасные, вызывающие странные смертные случаи, нередко в результате абсцесса мозга. Чуть ли не наутро после первого такого случая Бертон обнаружил, что его работа приобрела первостепенную важность: десятки лабораторий по всей стране переключились на изучение стафилококков; теперь оно стало настоятельно необходимым. За один только год ассигнования, отпускаемые Бертону, подскочили с 6 до 300 тысяч долларов. Вскоре он стал профессором патологической анатомии.