Ларс Кеплер - Соглядатай

– Я уже сказала, что не знаю никого с таким именем, – отрезала Оливия.

– Это мне известно, – терпеливо сказал Эрик. – Но он упоминал о вас.

– Я понятия не имею, откуда он знает мое имя.

Она увидела, как дети, игравшие в лошадку, накинули прыгалки «лошадке» на шею, кинулась к ним и переместила скакалку так, что теперь она обвила пояс.

– Вообще мой рабочий день закончен, – заметила она, вернувшись к Эрику.

– Дайте мне несколько минут.

– К сожалению, мне пора домой. Надо готовить развивающую беседу для двадцати двух детей. – Оливия пошла к зданию школы.

– Я уверен, что Роки Чюрклунда осудили за убийство, которого он не совершал, – сказал Эрик, торопливо шагая за ней.

– Печально слышать, но…

– Он был священником, но в то же время – героиновым наркоманом. Он использовал близких людей…

Оливия замерла в тени перед лестницей и повернулась к Эрику.

– Он был абсолютно беззастенчивым человеком, – проговорила она без выражения.

– Я понял это. Однако же он не заслужил приговора за убийство, которого не совершал.

Седая прядь упала Оливии на лоб, и она сдула волосы.

– У меня могут быть неприятности, если вначале я солгала полиции?

– Только если вы солгали в суде под присягой.

– Понятно, – сказала Оливия, и тонкие губы нервно дернулись.

Они сели на ступеньки. Оливия посмотрела на игровую площадку, ногтем сняла с джинсов соринку и кашлянула.

– В те времена я была совсем другим человеком и не хочу оказаться замешанной в этом теперь, – тихо пояснила она. – Но я знала его тогда, это правда.

– Он говорит, вы можете подтвердить его алиби.

– Могу, – согласилась она и тяжело сглотнула.

– Вы уверены?

Оливия кивнула; подбородок у нее задрожал, и она снова опустила взгляд.

– Прошло девять лет, – напомнил Эрик.

Оливия пыталась проглотить вставший в горле комок; она потерла под носом, подняла заблестевшие глаза и снова тяжело сглотнула.

– Мы были в пасторской усадьбе в Рённинге… он жил там, – начала она надтреснутым голосом.

– Мы говорим о вечере пятнадцатого апреля, – напомнил Эрик.

– Да. – Оливия быстро смахнула слезы со щек.

– Что вы помните?

У Оливии задрожали губы; она сильно укусила себя за нижнюю, чтобы собраться с духом, и шепотом проговорила:

– У нас была ломка. Мы начали в пятницу, и… в ночь на понедельник нам пришлось хуже всего…

– Вы уверены насчет даты?

Она кивнула и заговорила, больше не пытаясь унять дрожь в голосе:

– Мой мальчик умер в своей кроватке пятнадцатого… я обнаружила это на следующий день, внезапная младенческая смерть, это доказано, моей вины не было, но, если бы я осталась с ним, беды могло не случиться…

– Я очень сожалею…

– О Господи, – заплакала Оливия и поднялась.

Обхватив себя за плечи, Оливия отвернулась от школьного двора и заставила себя успокоиться, чтобы не дать горю излиться. Эрик предложил ей носовой платок, но она не заметила. Прерывисто дыша, она вытирала слезы.

– Много лет после этого мне хотелось просто умереть, – сказала она и снова тяжело сглотнула. – Но я уже не притрагивалась к наркотикам, ни с кем не спала… я никогда больше не беременела, у меня не было на это права, я… Он все забрал… ненавижу его за то, что он заставил меня попробовать героин, ненавижу за все…

Их разговор прервали – мяч закатился под лавку. Прибежал какой-то малыш, и Эрик дал Оливии свой платок.

– Ничего страшного, Маркус, – ласково сказала Оливия мальчику, который стоял, уставившись на нее и зажав мяч под мышкой. – Мне просто надо высморкаться.

Мальчик кивнул и убежал. Эрик подумал о блуждающих воспоминаниях Роки. В иные мгновения своего пребывания в Карсуддене он наверняка сознавал, что осужден безвинно и причиной тому – Эрик, нарушивший обещание.

– Оливия, – тихо сказал Эрик. – Я понимаю, что это нелегко, но готовы ли вы показать под присягой, что были с Роки в момент убийства?

– Да. – Женщина посмотрела ему в глаза.

Эрик поблагодарил – и тут увидел, что Нелли стоит за детской площадкой и наблюдает за ними. Он пошел назад к машине, размышляя над тем, заявит ли она на него, когда все узнает. Может быть, ему самому стоит прибегнуть к «закону Марии» [10], прежде чем Нелли сделает это.

Краска подсыхала; Эрик и Мадде осторожно сняли малярный скотч с плинтусов и рам – дверной и оконной, свернули плотную, неподатливую защитную бумагу и сняли целлофан с мебели, сдвинутой на середину комнаты. Даже после двух таблеток успокоительного в Эрике все еще перекатывалась тревога, когда он думал о священнике, просидевшем в заключении дольше, чем успела прожить Мадде, – из-за его, Эрика, лжи.