Аристофан - Облака

Так пойми же: богини они лишь одни, остальное – нелепые бредни!

Ну а Зевс? Объясни, заклинаю Землей, нам не бог разве Зевс Олимпийский?

Что за Зевс? Перестань городить пустяки! Зевса нет!

Вот так так! Объясни мне,
Кто же дождь посылает нам? Это сперва расскажи мне подробно и ясно.

Вот они. Кто ж еще? Целый ворох тебе приведу я сейчас доказательств.
Что, видал ты хоть раз, чтоб без помощи туч Зевс устраивал дождь? Отвечай мне!
А ведь мог бы он, кажется, хлынуть дождем из безоблачной, ясной лазури.

Аполлон мне свидетель, отличная речь! Ты меня убедил. Соглашаюсь.
А ведь раньше, и верно, я думал, что Зевс сквозь небесное мочится сито.
Но теперь объясни мне, кто ж делает гром? Я всегда замираю от грома.

Вот они громыхают, вращаясь.

Но как? Объясни мне, скажи мне, кудесник!

До краев, до отказа наполнясь водой и от тяжести книзу провиснув
И набухнув дождем, друг на друга они набегают и давят друг друга.
И взрываются с треском, как бычий пузырь, и гремят перекатами грома.

Кто ж навстречу друг другу их гонит, скажи?
Ну не Зевс ли, колеблющий тучи?

Да нимало не Зевс. Это – Вихрь.

Ну и ну! Значит, Вихрь! И не знал я, деревня,
Что в отставке уж Зевс и на месте его нынче
Вихрь управляет Вселенной.
Только все ж ничего ты еще не сказал о грозе и громов грохотанье.

Ты ведь слышал. Набухнув водой дождевой, облака друг на друга стремятся,
И, как сказано, лопнув, как полный пузырь, громыхают и гулко грохочут.

Как поверить тебе?

Объясню тебе все на примере тебя самого же.
До отвала наевшись рубцов отварных на гулянии панафинейском,
Ты не чувствовал шума и гуда в кишках и бурчанья в стесненном желудке?

Аполлон мне свидетель, ужасный отвар! Все внутри баламутится сразу,
И гудит, словно гром, и ужасно урчит, и шумит, и свистит, и клокочет.
Для начала легонько, вот этак: бурр-бурр, а потом уж погромче: бурр-бурр-бурр.
Тут нельзя удержаться, до ветра бегу, а в утробе как гром: бурр-бурр-бурр-бурр.

Ну, прикинь: если столько грозы и громов в животишке твоем, так подумай,
Как чудовищно воздух безмерно большой и бурчит, и гремит, и грохочет.

Все понятно теперь; так от ветра, от туч говорят у нас: ходим до ветра.
Ну а молнии ярко горящий огонь, объясни мне, откуда берется?
Попадет и живого до смерти спалит или кожу, одежду обуглит.
Ну, не ясно ль, что молнии мечет в нас Зевс в наказанье за лживые клятвы.

Об одном бы подумал, глупец, стародум, стародедовским верящий басням!
Если мстит за присягу подложную Зевс, почему ж не сожжен еще Симон?
Почему не сожжен Клеоним и Феор? Ведь они ж – из лгунишек лгунишки!
Почему он сжигает свой собственный храм, и предгорье афинское – Суний,
И вершины высоких дубов? Для чего? Ведь лгунов средь дубов не бывает.

Что ответить, не знаю. Пожалуй, ты прав.
Расскажи же, в чем молнии тайна!

Если воздух горячий, поднявшись с земли, залетает к заоблачным высям,
Изнутри он вздувает огромный пузырь, а затем, под давлением силы,
Разорвавши пузырь, клокоча и свистя, вылетает и в тренье сгорает,
От полета, от стрепета в пламенный столб обращаясь и в пыль разрушаясь.

Зевс свидетель мне, то же случилось со мной на
Диасиях нынешних. [25] Диасии – старинный праздник, посвященный Зевсу. Помню,
Колбасу кровяную я жарить взялся для родных, да забыл ее взрезать.
Тут надулась она, стала круглой, как шар, и внезапно возьми да и лопни!
Все глаза залепила начинкою мне и сожгла, словно молнией, щеки.

Человек! Пожелал ты достигнуть у нас озарения мудрости высшей.
О, как счастлив, как славен ты станешь тогда среди эллинов всех и афинян,
Если тщателен будешь, прилежен в труде, если есть в тебе сила терпенья,
И, не зная усталости, знанья в себя ты вбирать будешь, стоя и лежа,
Холодая, не будешь стонать и дрожать, голодая, еды не попросишь,
От пирушек уйдешь, от гимнасий сбежишь, не пойдешь по пути безрассудства;
И за высшее счастье одно будешь чтить, как и следует людям разумным:
Силой речи своей побеждать на судах, на собраньях, в советах и в спорах.