Андрей Никашкин: Облака, облака, белоснежные кони… Лирика

Облака, облака, белоснежные кони,
Шелест белых берёз и багрянец рябин.
К родникам и лугам, будто к нежной ладони
Припадаю, Отчизна, заблудший твой сын.

И дубрава недужное сердце врачует
И баюкает душу в объятьях ветвей,
И листвы изумрудной голосом чудным
Возвещает о Родине милой моей.

Ты повсюду – в цветах и шальном разнотравье,
В дерзком гомоне, трелях и посвисте птиц,
Зародившейся после покоса отаве,
Ярких сполохах дальних июльских зарниц.

Ты величием краше дворцов и соборов,
Ты полотна любых живописцев затмишь
Ярко-радостной, буйной палитрой просторов,
Добротою любую гордыню смиришь.

Материнская ласка лазурного неба,
Колыбельная песня журчащей реки,
Горький запах полыни, и сладостный – хлеба,
И морщины дорог в седоватой пыли.

Крест поклонный с иконой в серебряной ризе
И в лесу отгремевшей войны обелиск,
Чистота непорочная, горняя выси
И в зените сияющий пламенный диск.

Бесконечных маршрутов, путей и просторов
Необъятная ширь, неохватная даль
И деревни, где окна и ставни в узорах,
Многолюдьем бурлящие города.

Тени прадедов, памяти крепкие вехи,
Связь времён и эпох, атом и каравай.
От начала доднесь, от сегодня вовеки
Наш родимый и дивный, единственный край!

На веранде пахнет свежестью.
Угасает майский день,
И в окошко смотрит с нежностью
Белопенная сирень.

Мягкие ложатся сумерки,
Гладя тенью по стеклу.
Притворился жук изюминкой,
Паука страшась в углу.

Скоро ляжет ночь глубокая
И в листве среди ветвей
Заведёт рулады звонкие
До рассвета соловей.

Бродил в полях октябрьских опустевших
И вдруг услышал где-то в вышине
Печальный клик, так резанувший сердце.
И замер на взъерошенной стерне.

Там, высоко в осенней серой хмари
На юг тянулся журавлиный клин.
За горизонт, подёрнутый вуалью
Далёкого дождя летел и плыл.

О чём те птицы горько вопрошали,
Кручинились и плакали о чём?
Их крики надо мною прострадали
И смолкли, исчезая за дождём.

Я всё стоял, взгляд устремляя в небо
И вспоминал утрат минувших скорбь,
В ладони разминая память хлеба —
Стеблей сухих опустошённых горсть.

Клик журавлиный, будто упрекая,
Звучал немолчно в сумраке души
О том, что дорожим, когда теряем,
Имея – простодушно не храним.