Андрей Никашкин: Облака, облака, белоснежные кони… Лирика

Ластиком стирается кручина
И печаль отступит за порог,
Если прибежал ко мне любимый,
Мой забавный, маленький сынок!

Мой Пегасик в стойло встал,
Сам на место запросился.
Он, наверное, устал,
Долго в небесах носился.

Говорю ему:
– Конёк!
Ну давай… ещё разок!

Отвечает верный конь:
– По старинке, охолонь!
У меня болят копыта,
Бабка правая отбита,
Есть мозоль на языке,
Мало сена в тормозке.
Ну заездил ты меня!
Дай мне отдых на три дня!
Я беру отгул, больничный,
Отпуск, санитарный день!
Проживёшь без рифм отлично,
Я уже стал будто тень!

Тут ко мне явилась Муза:
– Быстро запрягай коня!
К слову сладкому «арбузы»
Есть три рифмы у меня!..

Конь упрямо бьёт копытом:
– Мне медузы ни к чему!
Сам просеивай сквозь сито
Рифм толковых кутерьму!

Взял седло я и накинул,
Молча вожжи в руки взял.
И рысцой неторопливой
Стих по строчкам захромал.

– Диарея тебе в гости! —
Под уздой ворчал Пегас,
– Ох, несчастные вы кости!
Твой талант погубит нас!..

Обронила башмачок
Золушка, сбегая.
И с улыбкой, дурачок,
Сверху наблюдаю.

На ступенях каблучок
Съёжился, разлёгся.
Еле подавил смешок,
За тобой понёсся.

Ты разрушила мирок
Фразою неловкой:
– Развязался мой шнурок,
Подними кроссовку!

В жаркой баньке от холода стылого
Я укроюсь, укутаюсь в пар.
И-эх, разгонит думки унылые
Пробежавший по жилам пожар!

Как же вышло-то так, ребятки?!
Взял, судьбу поломал, раскроил,
А потом, на пятом десятке
Понял – толком ещё не жил…

Зачерпну да плесну на каменку,
И горячий вдохну парок.
И размякнет сердечко каменное,
И забудет глупый зарок.

И надежды опять поселятся,
И увидишь путь впереди,
И захочешь с долей померяться,
Грубо крикнуть ей: «Осади!»

Вон дубовый, а вон берёзовый.
На полоке оставив хмарь,
Отхлещу до багрового розовый,
Прогоню из памяти марь.

По моим ошибкам немеряным
Зачитает вслух некролог
Заготовленный возле двери,
В бочке пышущий кипяток.

И рванётся горлицей раненой
Из оков окаянных душа,
К небу горнему жадно дотянется,
Возродившись, ликуя, дыша.

Встала дыбом земля,
Долго сыпались комья,
Оползали края
В опустевшем окопе.

Танки всё ж не прошли,
Рота всё ж устояла,
Просто в списках живых
Никого не осталось.

Ворох бланков скупых
Писарь в штабе заполнил,
Цепью почт полевых
Разошлись похоронки.

Третий месяц войны
Беспощаден и страшен,
Встали насмерть сыны,
Много без вести павших.

Отгремели бои,
Отсверкали салюты.
Скрыли раны земли
Сочный клевер и лютик.

И Звездой Золотой
Китель, травами шитый
Расцветил зверобой
Всем безвестно убитым.

Жёлтая полночь в лучах фонарей
И запоздалых окон.
Где-то жар вывесок, ярких огней,
Здесь лишь уютный сон.

Тихая улочка. Старенький дом
Слепо глядится во тьму
Парой окошек над низким крыльцом.
Вспомнилось вдруг ему…

Там, где «хрущёвки», «панельки» торчат,
Раньше стоял особняк,
Низеньких флигелей пёстрый ряд,
Церковь о трёх главах.

Цокали звонко по мостовой
Конских подков голоса.
Высился чинный городовой
С доброй хитринкой в глазах.

Неторопливо люди текли
По деревянным мосткам
Да в палисадах сирени цвели,
Клянчил старьёвщик хлам.

Нищим на паперти медяки
Сыпали дамы в ладонь,
Не оскудело чтобы руки.
Бублики, лавки, гармонь…

Хлёстко стегнули усталый фасад
Лампы машины лихой.
Прошлого тени скрылись назад.
Обрёл хранитель покой.

Я сонно улыбнусь утру,
И сладкий чай тоску разгонит.
Рассвет снимает мишуру
Созвездий с голубой ладони.

Звезда, упавшая в зенит,
Уже исполнила желание,
И жизнь вдруг песней зазвенит
Весёлой, милой птахи ранней.