Аристофан - Плутос

Я ухожу. Я знаю – вы сильней меня.
Но если бы найти мне содоносчика,
Хоть глупого, и бога я могучего
К ответу потяну тогда немедленно.
Он явно разрушает демократию –
Один, не испросив на то согласия
Совета и народного собрания.

Теперь, когда шагаешь снаряженный ты
Во все мои доспехи, в баню ты спеши [45] …в баню ты спеши… – Бедняки зимой нередко искали убежище в общественных банях.
И грейся, став на место корифейское. [46] …место корифейское. – Теперь доносчик будет первым среди людей, желающих попасть в баню, подобно тому как корифей возглавлял хор в драме.
Когда-то я ведь тоже занимал его!

Но банщик в двери вышвырнет, схватив его
За задницу. По виду разгадает ведь,
Что человек совсем плохой чеканки он.
А мы пойдем и богу вознесем хвалу.

Туда ли я попала, старцы милые?
Не здесь ли этот новый бог находится,
Иль совершенно я с дороги сбилася?

Ты у его дверей, красотка юная,
Чей голос полон робости девической.

Ну так из дома кликну я кого-нибудь.

Не надо. Выхожу и сам я из дому.
А ты зачем являешься? Выкладывай!

Ах, милый мой, дела свершились страшные,
Безбожные: с тех пор как этот бог прозрел,
Мне жизнь не в жизнь он сделал окончательно.

Да дело в чем? Неужто ты доносчица
Средь женщин?

Нет, клянусь тебе, конечно нет!

Так обнесли тебя, наверно, чаркою?

Смеешься ты, а я терзаюсь, бедная!

Да что ж тебя терзает так? Рассказывай!

Ну, слушай. Я имела друга – юношу,
Хоть бедного, да милого, красивого
И честного. Чуть выскажу желание, –
Исполнит все так чинно, так прекрасно он!
Зато и я, что ни попросит, делала.

Что ж у тебя просил он главным образом?

Немного: был со мной стыдлив до крайности.
Попросит он драхм двадцать, чтоб купить себе
Гиматий, [47] Гиматий – верхняя одежда. восемь – чтоб купить сандалии;
Да для сестер попросит на хитончики,
Да для старухи-матери – накидочку,
Зерна четыре меры – на питание.

Немного же, клянуся Аполлоном я,
Ты назвала! И впрямь стыдлив был юноша!

И это все не из корыстолюбия, –
Так говорил, – он просит, из одной любви:
Чтоб вспоминать меня, нося гиматий мой…

Да это не любовь, а страсть безмерная!

Да, но теперь совсем переменился он
И думает, противный, не по-прежнему.
Когда вот это самое пирожное
И все другие, что на блюде, лакомства
Заботливо послала я, сказав ему,
Что вечерком приду…

Скажи, что сделал он?

Все это он обратно отослал ко мне,
Чтоб больше у него не появлялась я,
И, отсылая, мне он передать велел:
«Что было, то уж больше не воротится».

Как видно из всего – способный юноша:
Богатым став, не хочет чечевицы он,
А раньше все готов был есть от бедности.

Да, раньше что ни день, клянусь богинями,
К дверям моим сам направлял стопы свои…

На вынос твой?

Ах нет, клянусь: лишь голос мой
Любил он слышать.

Ну, не бескорыстно же…

И если он печальной заставал меня –
«Голубкою» звал ласково и «уточкой»…

И тут же он просил купить сандалии.

Взглянул раз кто-то на меня, – в повозке я
Спешила на Великие мистерии, [48] Великие мистерии – Элевсинские мистерии, справлявшиеся в честь Деметры и Персефоны. –
Так он потом день целый колотил меня!
Вот как ревнив был мальчик ненаглядный мой!