Чайковская - Unknown

был коротконог, в глазах кхаркхи – чересчур долговяз, а когда начал подражать

улыбкам ори, то и совсем настроил против себя всех аборигенов, его едва не

выгнали из племени, но потом пожалели. Он был толковым парнем, а это

ценили даже дикари. Как ни плохо он говорил на ори, но в отличие от

остальных кхаркхи его глотка оказалась более приспособленной выговаривать

сложнейшие трифтонги древнего языка, доставшегося жителям Оритана и

Ариноры от предков-аллийцев. Ишвар мог даже объясняться на ори, хотя

понимали его только Ормона и Тессетен, сами же ради смеха и обучавшие его

говорить.

Поначалу в джунглях приезжих подстерегали жуткие хищники. Они были

крупнее человека, весили в два-три раза больше, их нападение ломало жертву, словно глиняного кукленка, а клыки и когти их рвали плоть, нанося

смертельные раны. За год, проведенный на Рэйсатру, от хищников пострадали

два инженера-ори, один из которых скончался от увечий, а второй остался

калекой.

Тогда Ормона сказала, что она разберется с этой напастью, и стала исчезать в

джунглях. Сетен пытался ее удержать и страшно злился, когда она, перехитрив

его, сбегала. Но нападения полосатых тварей и в самом деле почти

прекратились. Однако все эти походы Ормоны стоили Тессетену многих седых

волос – он даже не представлял, каким образом она выполняет свое обещание.

Молодые парни-гвардейцы обнаружили, что много восточнее будущего города, на равнинной территории континента, водятся удивительные копытные, каких

отродясь не видали на Оритане. У этих животных была гладкая рыжеватая

шерсть, волосатые шея и хвост, а костные наросты на ногах не раздваивались, как у туров, а были цельными. И выглядело это гораздо красивее, да и бегали

они много быстрее неповоротливых быков. Гайны – что означало «тонконогие»

– издавали визжаще-булькающие звуки, предупреждая друг друга о

приближении врага, и ори долго не могли изловить их. Но однажды гвардейцам

повезло: в их руках оказался молодой жеребчик с бешеными глазами. Он

фыркал и раздувал ноздри, противясь попыткам приручения. К нему нельзя

было и подойти: он тотчас поворачивался крупом и пробовал лягнуть смельчака

задними копытами. В конце концов это представление военным надоело. Один

из гвардейцев запрыгнул к нему на спину, чудом удержался, пока гайна скакала

и бесновалась, и довел ее до того, что в какое-то мгновение в голове у

животного что-то переключилось. Оно прекратило метаться и пошло той

спокойной рысью, какой привыкло бегать на воле в своем табуне – так, словно

на спине у него и в помине не было никакого наездника.

Прирученную и объезженную скотинку привели в качестве подарка

руководителям экспедиции. Сетен посмотрел на нее с подозрением, летчик-

конструктор Зейтори отказался наотрез, но Ормона опередила раздумья мужа:

– Я беру ее себе!

И она бесстрашно хлопнула гайну по мощной груди. Жеребчик покорно кивнул

косматой головой.

– Родная, в последнее время я стал подозревать, что ты доводишься сестрой

Алу, – приблизившись к ней, проговорил Тессетен, а гвардейцы тем временем

привязывали к спине гайны толстую попону.

– Что? – не поняла Ормона.

– Вы с одинаковым рвением ищете своей погибели – так, может, вы с ним

попросту брат и сестра? Или хотя бы кузен и кузина?

Женщина рассмеялась:

– Иногда ты как скажешь! Впрочем, ход твоих мыслей мне нравится! Так, и кто

мне покажет, как управляться с этой безрогой коровой?

Гвардейцы весело зашумели, а тот, который укротил гайну, вскочил верхом и

прогарцевал перед Ормоной по кругу, ловко управляясь с удилами, когда ему

нужно было повернуть.

– Я поняла, где вы пропадали целыми днями, бездельники, – беззлобно сказала

та и, нимало не страшась, подала ногу спрыгнувшему на землю всаднику, чтобы

тот подсадил ее на попону.

Привыкнуть к верховой езде ей удалось в очень короткий срок, и вскоре она

держалась на спине своей гайны так, словно проделывала это всю прошлую

жизнь. Ормона галопировала по окрестностям, стремительная, неуловимая, с

азартным огнем в черных очах. И Тессетену казалось, что супруга напитывается

от скакуна таинственной первобытной силой. Она становилась все ненасытнее и

ненасытнее – и в работе, и в любви, и в развлечениях. Ормона обожала игры

любой степени риска, они лишь раззадоривали ее опасностью.

Она завела привычку пропадать на много часов, садясь верхом незадолго до