Чайковская - Unknown

был рад за господина…

* * *

Утомилось войско ждать вестей, занявши весь крутой берег западной реки, да

не спешил Тимаратау. Тем и силен был славный хог, что спервоначалу вызнавал

все до мелочей, а потом бил – да неожиданно, да в самое слабое место врага.

Подмяв под себя все города и селения вплоть до западных рубежей и обязав их

правителей платить дань немалую, Железный Бык с войском своим захватил с

наскока два маленьких владычества и встал широко у реки, дожидаясь сведений

от шпионов, много уж лет промышлявших в этих краях.

Хитер был Тимаратау-хог и смекалист. Несмотря на молодость его, слушались

русоволосого воина в лисьей остроконечной шапке даже бывалые полководцы, что пошли вслед за ним. И если подымался когда недовольный ропот в его

несметном войске, знал он, как управиться со смутьянами их же силой, да так, что те сами же становились виноватыми в глазах недавних единомышленников.

Но никто, кроме самых близких, не знал, что помнила крепкая спина Тимаратау

побои хозяев-кочевников в плену, а на ногах его так на всю жизнь и остались

шрамы от украшений для каторжных.

И вот на девятый день увидали всадника, скачущего по берегу напротив, пологому и безлесному. Вот вошел он в воду выше по течению и поплыл вместе

со своим мулом.

– Ладью навстречу, – велел Тимаратау, и тут же спустили судно на реку гребцы

крепкие.

Повзрослевший мальчишка-кочевник, спасенный когда-то сбежавшими из

плена его сородичей каторжанами во главе с Тимаратау, протянул руки гребцам

и выбрался из воды.

– Приветствую тебя, славный воин, – поздоровался он с полководцем, хитро

посверкивая лисьими глазами.

– И тебе здоровья. Что, не боишься уже в воду окунаться? – насмешливо

спросил Тимаратау.

Парень развязал пояс, стянул мокрую рубаху через голову, отжал и опять надел:

– С хорошими вестями я к тебе, Тимаратау.

И тут же побежал радостный слух по войску, что топтаться на месте недолго

осталось, скоро поход, и, воодушевляясь, заплясали степняки и горцы, собранные в армию со всех концов обитаемого мира, поклонившегося

невиданному доселе завоевателю.

Тимаратау первым пропустил шпиона в свой шатер, указал на разбросанные по

толстым коврам сафьяновые подушки. И, усевшись с закрученными калачом

ногами, заговорил степняк, вовсе не стесняясь мокрой одежды:

– Бунт зреет в том владычестве, Тимаратау-Ал.

Только он и только с глазу на глаз позволял себе звать полководца его

истинным именем – тем, которым нарекли будущего воина, надевая ему на шею

амулет солнца.

– Совсем запустил дела правитель в столице. Народ ропщет, государствие

нищает. Бродят у них по лесам стаи головорезов. Я три раза, – показал он

пальцами, – бегством спасался, едва голову уберег. Если думаешь брать его, то

самое на то время, – и юноша почесал жидкую черную бородку, бросая взгляды

на освещенное углями жаровни лицо собеседника, доселе не вымолвившего и

звука. – Не дадут они отпора. Да только намаешься потом с ихними

разбойниками, Тимаратау-Ал, ой намаешься!

– Ешь, – повелел Тимаратау, кивая на уставленную яствами доску на полу. – О

моих все так же – ни слуха?

Развел руками, уже вымазанными жиром, молодой степняк, жадно набив рот

сочным мясом. Сколько владений ни захватывало войско, всюду Тимаратау

справлялся о сгинувших десять весен назад сестре и невесте. Никто уже не

верил, что девушки живы. Не продержались бы столько две несчастные из

разоренного поселка, не имея за спиной защиты сородичей. Но не раз твердил

Тимаратау, что сестрица его хитра, словно рысь, а невеста мудра, будто сова, и

смекалиста. Тогда глаза его цвета сумеречного неба светились надеждой.

– Решено, – сказал он. – Выступим утром и вычистим путь до стольного града.

А там дождемся вестей от Паорэса из смежного владычества…

* * *

Славно шел на поправку наследник правителя, маленький Миче. В очах смысл

появился, мычать начал, к разговору стремясь. Но знахарки подниматься ему не

давали – то одна, то другая на руках носила мальца, одна песни пела, вторая

куклами соломенными тешила, третья сказки сказывала, только бы спал

побольше да повязку на голове у себя не теребил.

Владыка глядел и нарадоваться не мог. Всё уговаривал Танрэй в город, в замок с

сестрами перебираться, но нельзя было хворого мальчонку долгой дороге

подвергать, на повозке трясти.