Unknown - untitled

вают друг друга, а потом идут вместе играть в теннис, понима-

ете? Но я не хочу играть в теннис. Я не хочу этого. Я не буду играть в

теннис с людьми, которые меня кинули, — мне это неинтересно ».

Из-за того что Геффен не боялся, его очень боялись. Мно-

гие считали, что Геффен готов вознести личные обиды на такой

уровень, что другие магнаты сочли бы это напрасной тратой

времени. Тот факт, что у Геффена не было ни с кем продолжи-

тельных отношений — ни партнера, ни детей, ни родственни-

ков, кроме брата, с которым он не общался, — давал ему огром-

ное количество свободного времени. «Знаете, у него куча вре-

мени, — сказал мне один известный человек в звукозаписы-

вающей индустрии. — И если вы его обидите, то он об этом не

забудет». Мысль о том, что Геффен жестоко мстил своим обид-

чикам, настолько глубоко укоренилась в Лос-Анджелесе, что

стала приниматься всеми на веру независимо от фактов. Это

было похоже на вуду: легче поверить, что за твоими неудачами

стоят зловещие силы, чем в то, что ты сам в них виноват.

В своей книге о бизнесе в рок-музыке «Дом на холме» Фред

Гудман саркастически заметил: «Если главное в рок-н-ролле —

это деньги, то Дэвид Геффен — главный человек в рок-н-ролле».

Подобно другим журналистам этого поколения, Гудман пол-

ностью принимает идею о том, что алчные бизнесмены якобы

продали благородных артистов, и показывает Геффена в своей

книге главным злодеем в этом культурном процессе. Гуд-

ман цитирует Пола Ротчайлда, продюсера, которого Геффен

когда-то обошел в сделке с участием группы «Кросби, Стил

207

и Нэш»: «Когда Дэвид Геффен заходит в океан, акулы переме-

щаются в лагуну и вся атмосфера меняется. Раньше говорили: давайте делать музыку, деньги — это вторично. Теперь говорят: давайте делать деньги, музыка — это вторично».

Необоснованность утверждения, что Геффен — своего рода

Мефистофель, олицетворение коллективной алчности, про-

давшей рок-н-ролл, в том, что оно не учитывает участия самого

артиста в сделке по его «продаже». Геффен, в сущности, давал

артистам то, чего они хотели сами: деньги и власть в реальном

мире бизнеса. «Большинство людей не умеют зарабатывать, —

сказал Айовайн. — Это как искусство. Уметь зарабатывать — это

искусство. И Дэвид учил людей этому».

— Деньги разрушают людей, — сказал мне Джексон Браун. —

Черт возьми, как только у тебя появляется много денег, ты дол-

жен что-то сделать, чтобы сохранить связь с тем, что ты пишешь, и понять, зачем ты пишешь. И если ты всегда до этого счи-

тал, что деньги улучшат твою жизнь, теперь ты должен привы-

кнуть к тому, что это неправда. Но это все сделал не Геффен. Не

надо придумывать. Почему бы не сказать, что это сделали еще

«Битлз».

Геффену быстро наскучили мои попытки поговорить о роли

денег и искусства в роке. Когда я спросил его, есть ли в роке соци-

альный или политический смысл — являются ли мотивацией

артиста идеалы, а не деньги, он ответил: «Это все ерунда, всегда

так было. Это никогда не имело большого значения. Большин-

ство артистов хотели зарабатывать на жизнь, трахаться, хотели

разобраться в себе. Они не пытались изменить мир. Это за них

придумали другие. Я знал всех этих людей. Я знал их очень

близко и очень хорошо. Например, Боб Дилан. Я бы сказал, что

Боб Дилан так же заинтересован в деньгах, как и любой другой

человек, которого я встречал в своей жизни. И это правда».

208

В начале девяностых, получив деньги от MCA , Геффен собрал

одну из лучших в мире коллекций послевоенного американ-

ского искусства, от абстрактного экспрессионизма до поп-арта.

Собирая коллекцию высокого искусства, Геффен, однако, не

утратил своих инстинктов в отношении мод и тенденций в

поп-культуре. Это Геффен убедил Кельвина Клайна использо-

вать в своей рекламе нижнего белья белого бостонского парня

с дурной репутацией (который с раннего возраста взял себе

хип-хоп-псевдоним Марки Марк). Геффен также сразу же оце-

нил «Бивиса и Баттхеда».

— Мы показали первый выпуск «Бивиса и Батт хеда» в 1992

году, это было в пятницу поздно вечером, — рассказал Том Фре-

стон. — И вот Дэвид звонит мне на следующее утро, в субботу, в десять часов по нью-йоркскому времени, значит, это только

семь утра в Калифорнии. Он смотрел передачу накануне. И смо-

трел не потому, что кто-то ему сказал: Дэвид, это надо посмо-