Unknown - untitled

ные авторы не могли продать большого количества своих книг в

«супермаркете», где Синтии Озик, например, приходилось кон-

курировать с Марком Фурманом и Эндрю Мортоном, и это было, по их мнению, нечестно. Озик завершила свое выступление крас-

норечивой тирадой в пользу «хороших» книг, встреченной апло-

дисментами сочувствующей части аудитории.

Когда Озик закончила, еще один участник дискуссии, глава

сети книжных супермаркетов Barnes & Noble Леонард Риджио

214

сказал: «Знаете, Синтия, у меня случайно оказались с собой

цифры по продажам ваших книг». Затем, глядя в компьютер-

ную распечатку, он сообщил аудитории, что недавно вышедший

сборник «лучших текстов» Синтии Озик был продан в количе-

стве всего нескольких сотен экземпляров. Он задал вопрос: «Так

почему издательства должны поддерживать книгу «среднего

звена», которую читатели определенно не хотят покупать?».

Пока шокированная этим откровением публика сидела затаив

дыхание, я подумал о собственных «цифрах» — об этом «при-

земленном» показателе успеха моей первой книги «Глубже: моя

двухлетняя одиссея в киберпространстве». Поскольку моя книга

была посвящена интернету, то есть поп-культурной теме, изда-

тель был убежден, что она станет товаром для «супермаркета», а может быть, даже бестселлером, и мне был выплачен боль-

шой аванс. Я, в свою очередь, принял этот аванс как подтвержде-

ние того, что пишу бестселлер; вряд ли издатель заплатил бы мне

такую большую сумму, если бы не был уверен, что сможет ее вер-

нуть. Кроме того, выплата аванса давала издателю стимул про-

двигать книгу гораздо более активно.

Но, тем не менее, книга провалилась. Я применил к интер-

нету весь свой культурный капитал, как меня когда-то учили: рассмотрел такие современные феномены, как электронная

почта, чаты, киберсекс и домашние страницы, в свете ценно-

стей западной цивилизации, пытаясь понять, что хорошо, а что

плохо, и отобрать все лучшее, что существует в этом изобрете-

нии. И в результате я написал книгу, которая не была ни высо-

коинтеллектуальным литературным трудом, ни упрощенным

гидом по интернету, но некоей непродаваемой комбинацией

того и другого, жутким гибридом.

Стоя в напряженной тишине, последовавшей за словами

Риджио, я знал, что где-то в том самом компьютере, который

215

выдал цифры продаж книги Озик, хранятся и смешные цифры

продаж моей книги — плохая кредитная история моего куль-

турного капитала. И я не относился к рынку с такой романти-

ческой отстраненностью, чтобы не понимать, на что коммерче-

ский провал моей книги обрекал мои литературные перспек-

тивы. («Знаете, Джон, у меня случайно оказались с собой цифры

по продажам ваших книг…»)

Какое-то мгновение благородная издательская аудитория не

знала, обидеться ли на слова Риджио, прийти от них в ужас или

же, подобно буддистскому монаху, которому стражник только

что сломал ногу, почувствовать озарение. Затем под золотыми

сводами зала начал раздаваться негромкий, но отчетливый

свист. Эти благородные законодатели вкусов, последние моги-

кане издательского мира старой иерархии «высокого» и «низ-

кого», освистывали Риджио, а он сидел с самодовольным видом, ведь от него действительно зависели продажи книг.

Под руководством Тины Браун финансовые дела «Нью-Йор-

кера» несколько улучшились, но в какой-то момент, в начале

1997 года, рост доходов затормозился, а потом рекламодатели

снова начали один за другим отпадать. Шли месяцы, и стало

ясно, что Тина не сможет отпраздновать пятилетие своего редак-

торства новостью, что журнал наконец-то снова начал прино-

сить прибыль, а ведь слабый огонек надежды уже начал было све-

титься на «этаже смерти». Что бы ни делалось, этого было недо-

статочно. Журналу нужно было больше специальных выпусков, больше маркетинговых мероприятий, больше вечеринок для

авторов, больше заказанных столиков на официальных прие-

мах ПЕН-центра и Совета моды, больше лимузинов, припарко-

ванных в три ряда у ресторанов, где проходили торжественные

ужины «Нью-Йоркера», и больше звездных ужинов в квартире

216

Тины и ее мужа Гарри Иванса на Пятьдесят седьмой улице. Но

Браун при всей своей поразительной энергии и блеске не могла

превратить «Нью-Йоркер» в коммерчески успешную, но более