Он посмотрел в темно-серые, как грозовая туча, глаза жены и торопливо сказал: «Дети
сейчас позанимаются, и будут ложиться. Только бы все хорошо было…
-Будет, - сквозь зубы ответила жена и ласково улыбнулась.
Он прикрыл за собой дверь и зашел в спальню к младшим. Самый маленький, годовалый
Арье, спал, раскинув пухлые ручки, чмокая губами. Длинные, кудрявые, темные волосы
разметались по подушке. Рав Горовиц оглядел большую опочивальню и посчитал на
пальцах:
-Тут пятеро, семеро с Меиром и Элияху. Господи, мальчик мой, уж и не узнаем, что с ним
случилось, сгинул, пропал на этой Москве. Как войско возвращаться стало – так спрашивали
у них, однако никто не слышал ничего. А теперь царь там, новый, русский. Мир заключать с
ними будем, говорят. А нашего мальчика и не вернуть уже», - он снял нагар со свечи, и,
прикоснувшись к мезузе, вздохнув, подумал: «А у Элишевы трое уже и тоже – мальчики все.
И у Мирьям, наверное, опять мальчик будет».
Он спустился вниз, и, взяв свою шляпу с сундука в передней, позвал: «Меир!»
Сын высунул светловолосую голову из столовой и улыбнулся: «Как там мама?»
-С Божьей помощью, - рав Горовиц оглянулся, и, подняв крышку сундука, пробормотал: «На
всякий случай. Я схожу, прогуляюсь немного».
-Конечно, папа, - ласково ответил юноша, и рав Горовиц, взглянув в серые глаза, подумал:
«Как он на брата старшего похож. Ну, семнадцать лет, как раз и под хупу вставать можно.
Господи, два десятка лет мы с Мирьям живем, а будто – только вчера обвенчались. Только
бы все хорошо было, дай Бог, дай Бог».
Меир вышел из столовой, и, нежно взяв отца за плечи – он был выше ростом, - сказал:
«Папа, ты только не волнуйся».
-Вот женишься, - пробурчал рав Хаим, - я на тебя посмотрю.
Он вздохнул, и, открыв тяжелые ворота – вышел на залитую закатным, медным сиянием,
узкую улицу. От Мариацкого костела доносились тяжелые, гулкие удары колокола.
Рав Горовиц рассеянно с кем-то поздоровался, и, засунув руки в карманы, пошел на восток –
к деревянному мосту через Вислу. Он посмотрел на темную, широкую реку, и, подняв голову,
глядя на бесконечную, с редкими огоньками, равнину на том берегу, вдруг прошептал:
«Убережет от всякого зла. Господи, ну забрал ты нашего мальчика, так пусть хоть он бы не
страдал. И пани Эльжбета с Марией тоже – не страдали. Можешь же ты».
Над рекой, в уже сумрачном, душном, жарком небе кружились изящные, светлые чайки.
«Убереги от всякого зла, - твердо повторил рав Хаим, и подумал: «Надо вернуться. У детей
уроки проверить, уложить их, помолиться. А потом с Меиром позанимаюсь , у него голова
светлая, хорошая голова, когда-нибудь меня заменит. Господи, дожить бы, уже сорок лет
мне этим годом».
Он глубоко вдохнул – воздух был горячим, почти раскаленным, и, не поднимая глаз, смотря
на истертые булыжники, - пошел домой.
У ворот, - рав Хаим прищурился, - кто-то стоял. «Высокий какой, - подумал мужчина. И плечи
широкие. Наверное, ночлег ему нужен, из синагоги ко мне послали. Ну, найдем, найдем.
Только сначала пусть поест, ну да Мирьям успела впрок наготовить, еще, как сватам обед
давали».
-Вы ко мне? – спросил рав Горовиц мужчину в потрепанном, польском кафтане. Тот
обернулся и Хаим отступил.
-Папа, - сказал он. «Папа, милый, здравствуй. Я тут, я вернулся».
-Элияху, - он протянул руку и погладил его по щеке. «Сыночек, сыночек мой, ты жив».
Юноша склонил голову и коснулся губами ладони отца. «И сказал Израиль Иосифу – увидеть
твое лицо не думал я – прошептал рав Хаим.
Элияху обнял его, и, поцеловав седоватый висок, тихо продолжил: «И покажет тебе Господь
даже потомство мое. Папа, папа, все, не плачь, я дома, я с вами. Пойдем, - он подтолкнул
отца в сторону дома.
Рав Хаим вытер лицо рукавом капоты, и, схватившись за руку сына, сказал: «Подожди. Дай
мне на тебя посмотреть, милый. Четыре года, Господи, четыре года, мы ведь и не чаяли уже,
Элияху. А мама хорошо, - мужчина смущенно улыбнулся, - рожает».
-Ничего не меняется, - Элияху прижался щекой к его щеке. «Папа, папа, как я о вас скучал».
Дверь, прорезанная в воротах, открылась, и Меир, вылетев на улицу, даже не посмотрев в
сторону брата, крикнул: «Папа! Ты никогда не поверишь! Там девочка, девочка!»
-Пани Эльжбета, - вдруг вспомнил рав Горовиц. «Права она была – трое сыновей с тех пор
родилось, и теперь – дочь».
- Славьте Господа, ибо Он благ, ибо вовек милость Его, - твердо сказал рав Горовиц, и, взяв
Читать дальше