Unknown - 7f4e8b64-5b06-4464-8069-7c0694bf4f77 out

Победу мы отметили вечеринкой с танцами. Малфоя заставили влезть на стол вместо трона и увенчали наспех наколдованным лавровым венком. Теперь уже не было никаких сомнений, что в этом году мы получим кубок школы. Касси чувствовал себя героем, даже несмотря на то, что на следующее утро его забрали в лазарет с сильнейшей простудой. Пока он там лежал, погода, как назло, стала улучшаться — снег растаял, оставив лужи в школьном дворе и почерневшую от заморозков траву, а через два дня солнце опять припекало.

В газетах теперь почти каждый день были хорошие новости. На восточном фронте наступали русские; наши вернули себе Бирму и вынудили немцев сложить оружие в Тунисе и Египте. Пятнадцатого мая, через два дня после того, как "Пророк" написал о капитуляции немецких и итальянских войск в Африке, у нас был выходной, и мы отправились в лес на окраине Хогсмида — выпить пива и поесть печеной картошки в честь победы. С нами были Эвелин и Патриция. Джейн тоже согласилась пойти. Милки мы, естественно, не приглашали — никому бы и в голову не пришло звать ее в одну компанию с порядочными девушками, да она бы и сама не захотела.

Костер разгорелся быстро и сильно. Полянка между соснами оказалась не хуже любого камина — пламя и дым вытягивало вверх, искры от смолистых веток взлетали, как фейерверки, чуть не задевая темную хвою. Том с Минни где-то бродили и пришли позже; Минерва села рядом с костром, словно ей было холодно, и протянула к нему ладони, а Том остался стоять, прислонившись к стволу сосны. В лесу уже смеркалось, на востоке поднималась луна, почти полная и очень яркая. Патриция принесла с собой гитару, и мы пели сначала военные песни, а потом уже все подряд. Джейн мечтательно слушала, но сама петь отказывалась, утверждая, что у нее нет слуха.

Минерва сидела на бревне, скрестив лодыжки и кутаясь в теплый клетчатый платок. Она была какая-то грустная, непонятно почему, и избегала смотреть на Тома. Лишь потом немного отошла и даже спела старинную народную песню:

… Если сможешь так мне рубашку сшить,

Чабрец, розмарин, шалфей,

Чтоб ее не коснулись игла и нить —

Ты возлюбленной станешь моей.

Если выстирать сможешь рубашку мою,

Чабрец, розмарин, шалфей,

В сухом, как песок, безводном краю —

Ты возлюбленной станешь моей.

… Отыщи-ка земли плодородный слой,

Чабрец, розмарин, шалфей,

Между дном морским и морской водой —

Я возлюбленной стану твоей.

Сними урожай бумажным серпом,

Чабрец, розмарин, шалфей,

И свяжи снопы павлиньим пером —

Я возлюбленной стану твоей.

Если хватит сил для такого труда,

Чабрец, розмарин, шалфей,

За рубашкой своей приходи тогда —

Я возлюбленной стану твоей… [12]

На последних строчках она бросила на Тома короткий взгляд, а он улыбнулся ей в ответ.

***

Вернувшись однажды из подземелья — дело было уже в конце мая, — Том сказал, что у Сьюзи начинается линька. Старая кожа была ей тесна и понемногу отслаивалась, а на носу отходила лохмотьями. Из-за того, что роговица помутнела, Сьюзи стала плохо видеть. Она беспокоилась, не желала отдавать яд, а однажды разозлилась и так хлестнула Тома хвостом, что он отлетел в сторону и врезался в стену. На факультет он вернулся с огромным фиолетово-черным синяком в пол-бедра, а потом несколько дней сильно хромал.

Всем, кто спрашивал, что случилось, Том отвечал, что споткнулся, сбегая по лестнице. Минни, естественно, в это не поверила — Том уже успел приобщить ее к нашим прогулкам по парапету Астрономической башни. Она подозревала, что он упал вовсе не с лестницы и вообще чудом остался жив. Том отшучивался, но было видно, что ее тревога его раздражает. Он не хотел отвечать на вопросы и пускать Минни в свою жизнь дальше некоего предела. А для нее это было странно — как можно даже с близкими людьми устанавливать границы?

Разумеется, она могла бы оставить все, как есть, и ждать, пока Том изменится. В конце концов, многие женщины верят, будто смогут перевоспитать мужа. Том со своей стороны мог бы притвориться искренним — уж что-что, а это он умел. Но, должно быть, ему не хотелось врать, а Минни не хотелось терпеть. Поэтому они начали ссориться, и временами их разговоры в коридорах заканчивались тем, что кто-то из двоих разворачивался и уходил, не оглядываясь. Минерва казалась грустной и измученной, а Том — уставшим и раздраженным. На факультете он не ночевал, так что, думаю, они встречались по ночам в его подсобке и мирились. Но хватало этого ненадолго.