Dmitry Glukhovskiy - Microsoft Word - VK Chapter 1.doc

бокалу. – Что скажете?

- Я не убийца, что бы вы там ни говорили про меня своей жене.

- Поразительное дело, – мурлычет он благодушно. – Я так внимательно

разбирал ваш файл. Про вашу щепетильность там ни слова. Возможно,

это что-­‐то новое. Я дополню его сам.

- Будете дополнять, назовите это «чистоплотностью», – я смотрю ему в

глаза.

- Пожалуй, даже «чистоплюйством».

- Бессмертные должны следовать кодексу.

- Рядовые Фаланги. Простые правила – для простых людей. Те, кто

командуют, должны проявлять гибкость и инициативу. И те, кто хотел

бы командовать.

- А его подруга? Она имеет отношение к Партии жизни?

- Понятия не имею. Вам не все равно?

- Ее тоже надо?

- Девчонку? Да, конечно. Иначе ваша версия событий может оказаться

под вопросом.

Я киваю – не ему, сам себе.

- Я должен принять решение сейчас?

- Нет, у вас есть в запасе пара дней. Но хочу сказать вам: у нас есть и

другой кандидат на повышение.

Его молчание столь красноречиво, что я поддаюсь.

- Кто это?

- Ну-­‐ну… Не ревнуйте! Вы, может быть, помните его под личным

номером. Пятьсот три.

Я улыбаюсь и опрокидываю двойной шот разом.

- Здорово, что у вас такие приятные воспоминания об этом человеке, –

улыбается в ответ Шрейер. – Должно быть, в детстве нам все кажется

гораздо более приятным, чем оно является в действительности.

- Я возьмусь за это дело, – говорю я.

- Ну и прекрасно, – он не удивлен. – Хорошо, что я нашел в вас человека, с

которым можно говорить по существу и начистоту. Такую искренность

я позволяю себе не со всеми. Еще текилы?

- Давайте.

Он сам отходит к переносному пляжному бару, плещет мне из початой

бутылки в квадратный стакан для виски огня на два пальца. Через открытую

секцию купола на остров залетает прохладный ветер, ерошит сочно-­‐зеленые

кроны. Солнце начинает скатываться в тартарары. Голова моя схвачена

обручем.

- Знаете, – говорит мне господин Шрейер, передавая мне бокал. – Вечная

жизнь и бессмертие – это ведь не одно и то же. Вечная жизнь – тут, – он

притрагивается к своей груди. – А бессмертие – здесь, – его палец

касается виска. – Вечная жизнь, – он кривится, – включена в базовый

соцпакет. А бессмертие доступно только избранным. И думаю… Думаю,

вы бы могли достичь его.

- Достичь? Разве я не уже один из Бессмертных? – шучу я.

- Разница такая же, как между человеком и животным, – он вдруг снова

являет мне свое пустое лицо. – Очевидная человеку и неочевидная

животному.

- Значит, мне еще предстоит эволюция?

- Само собой ничего не происходит, – возражает Шрейер. – Животное из

себя надо вытравливать. Вы, кстати, не принимаете таблетки

безмятежности?

- Нет. В последнее время – нет.

- Очень зря, – добродушно укоряет меня он. – Ничто так не поднимает

человека над собой, как они. Советую попробовать снова. Ну что ж… На

брудершафт?

Мы чокаемся.

- За твое развитие! – Шрейер высасывает все содержимое своего шара до

дна, опускает его на песок. – Спасибо, что пришел.

- Спасибо, что позвали, – улыбаюсь я.

Когда бог ласково говорит с мясником, для последнего это скорей

означает грядущее заклание, чем приглашение в апостолы. И кто, как не

мясник, сам играющий в бога со скотиной, должен бы это понимать.

- Что же это? «Франсиско де Орелльяна»? – я впускаю в пустой стакан

лучи заходящего солнца, гляжу на просвет.

- «Кетцалькоатль». Ее лет сто, как не производят уже. Я не пью, но

говорят, вкус изысканный.

- Не знаю, – я повожу плечами. – Главное – эффект.

- Мда. Ну – и на всякий случай… Если вдруг будешь колебаться. Пятьсот

Третьего мы туда тоже отправим. Не явишься ты, придется

отрабатывать ему, – он вздыхает, как бы показывая, насколько ему был

бы неприятен этот вариант. – Эллен тебя проводит. Эллен!

На прощание он жмет мне руку. У него хорошее рукопожатие и

приятная ладонь – крепкая, сухая, гладкая. При его работе это, наверняка,

полезно, хотя и ровным счетом ни о чем не говорит. Об этом я знаю по работе

собственной – а через меня человеческих рук тоже проходит немало.

Он остается на пляже, а госпожа Шрейер – без шляпы – эскортирует

меня к лифту. Скорее, даже буксирует – учитывая мое состояние и то, что она

по-­‐прежнему плывет впереди, а я гребу в ее кильватере.

- Ничего не хотите сказать? – интересуется ее спина.

Все происходящее со мной сегодня решительно ничем не напоминает