музыка, и на ее волнах госпожа Шрейер гипнотизирующе покачивается,
проплывая через свои бескрайние владения.
Платье на ней – простой прямоугольник из ткани кофейного цвета. Его
плечи нарочито велики, ворот – слишком груб: просто круглая дыра. Обнажая
сверху только шею – долгую, аристократическую – оно, увы, непроницаемо на
всем ее стане, но вдруг заканчивается сразу на бедрах прямой, будто
начерченной, линией. И за этой линией – тоже тень. Красота любит тень, в
тенях рождается соблазн.
Поворот, арка – и вдруг потолок пропадает.
Надо мной разверзается небо. Я застываю на пороге.
Черт! Я знал, что это произойдет, но все же не был к такому готов.
Она оборачивается, улыбается мне снисходительно.
-‐ Неужели вам не случалось бывать на крышах?
Плебей, имеет в виду она.
-‐ По работе мне гораздо чаще приходится торчать в трущобах, Эллен.
Вам не случалось бывать в трущобах?
-‐ Ах да… Ваша работа… Эрих говорит, вы убиваете людей?
Спросив, она словно и не ждет ответа – отворачивается и движется
дальше, увлекая меня за собой. И я не отвечаю. Наконец переварив небо, я
отдираю себя от дверного косяка – и понимаю, куда привез меня лифт.
В подлинный рай. Не в засахаренный христианский эрзац, а в мой
персональный парадиз, которого я никогда не видел, но о котором,
оказывается, всю жизнь мечтал.
Вокруг меня нет стен! Ни единой. Я стою на пороге большого бунгало,
занимающего середину обширной песчаной поляны в сердце одичавшего
тропического сада; в разные стороны отсюда проложены настилы дорожек, и
ни у одной из них не видно конца. Фруктовые деревья и пальмы, неизвестные
мне кусты с огромными сочными листьями, мягкая зеленая трава – вся
растительность тут, хоть она и ярка по-‐пластиковому, несомненно,
настоящая.
Я впервые черт знает за сколько времени чувствую, что мне дышится
легко. Словно всю мою треклятую жизнь у меня на груди просидела какая-‐то
грязная толстуха, придавливая ребра и отравляя мне дыхание, а теперь я ее
свалил и наконец почувствовал свободу. Давно я такого не чувствовал. Может,
и никогда.
Следуя по дощатому настилу за бронзовой надменной госпожой
Шрейер, я открываю для себя место, которое должно было бы быть моим
домом. Тропический остров – так выглядит резиденция ее мужа.
Искусственный – но об этом можно догадаться лишь по его геометрической
идеальности. Это выверенный круг, метров пятьсот в сечении. Ровная кайма
пляжа окольцовывает его.
Когда госпожа Шрейер выводит меня на пляж, моя выдержка наконец
меня предает. Я нагибаюсь, зачерпываю горсть мельчайшего, нежного белого
песка. Можно было бы подумать, что мы на атолле, затерянном где-‐нибудь в
океанском безбрежии, если бы вместо пенистой водной кромки пляж не
заканчивался прозрачной стеной. За ней – обрыв, а дальше, в десятке метров
внизу – облака. Почти незаметная уже с нескольких шагов, стена поднимается
вверх и превращается в огромный купол, накрывающий крышу целиком.
Купол поделен на сектора, каждый из которых может сдвигаться, обнажая
остров для солнца.
С одного края между пляжем и стеклянной стеной плещется синяя
вода: небольшой бассейн старается быть для госпожи Шрейер куском океана.
Прямо перед ним на песке стоят два шезлонга.
Она устраивается на одном из них.
-‐ Обратите внимание, – говорит госпожа Шрейер. – Тучи всегда
остаются внизу, поэтому у нас тут очень хорошо загорать.
Сам-‐то я видел солнце не раз, но знаю массу людей с нижних ярусов,
которые в отсутствие настоящего солнца научились обходиться
нарисованным, и не меньше таких, которые как о чуде мечтали бы жить под
его лучами. Но, видимо, когда долго соседствуешь с чудом, начинаешь от него
скучать и пытаешься выдумать ему какое-‐то практическое применение. Что,
солнце? Ах да, от него такой естественный загар…
Второй шезлонг явно принадлежит ее мужу; так и вижу, как они,
небожители, вечерами созерцают с этого Олимпа мир, который считают
своим. Я опускаюсь в нескольких шагах от нее – сажусь прямо на песок – и
вглядываюсь вдаль.
- Как вам у нас нравится? – покровительственно улыбается она.
Вокруг, сколько хватает глаз, расстилается клубящееся облачное море –
а над ним парят сотни, тысячи летучих островов. Это крыши других башен,
обиталища богатейших и могущественнейших – потому что в мире,
Читать дальше