Заснув под самое утро, он поздно и просыпается. Встрепенувшись, садится, хлопает глазами, промывает их росою, которая сверкает на каждом стебельке, и, когда в глазах яснеет, видит перед собой на лугу коня, усыпанного серыми яблоками. А где хлопцы? Рядом никого. Степан встает, отряхивает с себя сено, видит около загона людей: длинного, сухопарого Дича в черных очках, круглого Цырлю в соломенной шляпе и кого-то незнакомого, в плаще и сапогах. Они стоят по обе стороны от прохода в загон и выпускают телок по одной. Тот, что в плаще и сапогах, держа перед собою блокнотик, карандашом делает в нем какие-то пометки. Это зоотехник, которого обещал прислать председатель, он пересчитывает телок, все ли на месте, переписывает номера. Степан натягивает джинсы, перекидывает через плечо полотенце и идет к Сожу. У загона приостанавливается, здоровается с зоотехником — видит его в первый раз, — подходит к ограде и смотрит на телок, которые толкутся у выхода. Те, что поздоровее, лезут вперед, отталкивая соседок. Те, что послабее, как происходит это и у людей, оказываются позади, тихо ждут своей очереди. Этих Степан любит больше, не за покорность, а за то, что потише, послабее. Среди телок он вдруг замечает ладную рогулю. Мастью она, как многие другие, черно-белая, но рога большие, круто выгнутые, и вымя уже немного отвисло. Дрожит телушка, как в чужом стаде.
Дич проскальзывает между жердинами в загон и там начинает покрикивать на телок, которые рвутся к выходу:
— Что за скотина?! Друг друга готовы затоптать.
— А было такое. Как раз тут, — говорит зоотехник, не забывая записывать в блокнотике. — Дожди шли, грязь по колено. Двух и затоптали.
— Ну-ка, слабым дорогу!
Дич замахивается на рогатую, та кидается вперед, оттесняет телок помельче и мимо зоотехника вылетает из загона. Степан замечает в ее белом ухе черный пластмассовый номер — две тройки — и не верит своим глазам: неужели тот самый номер? Как он оказался у этой рогули? Откуда он взялся?
Загон покинули последние телки. Зоотехник быстренько прошелся по своим заметкам в блокнотике и удовлетворенно усмехнулся:
— Все на месте. Все триста.
— Вот так! — отрезает Дич, зло таращась на зоотехника. — А вы?.. Что вы про нас подумали? По всему колхозу слушок пустили, что мы тут извели телку, что мы не пастухи, а живодеры…
— Слушок пустил неизвестно кто, а мы вот проверили. Слушок не подтвердился. Извините. — Зоотехник ладонью утирает вспотевшую не то от жары, не то от волнения большую розовую лысину.
Дич доволен, сияет. Дич продолжает наступать:
— Ага, теперь так «извините»? А как председатель? Он там, поди, уже собирает правление? Скорые вы на расправу.
— Ну, какое правление? — за председателя, за себя, за весь колхоз оправдывается зоотехник. — Телки ведь на месте? Какое теперь правление?
— Ага, на месте? А кто на этом, на рабочем месте, здесь, в поле, будет нас кормить? Мяса нет, молока нет, хлеб с перебоями. Что нам — пасти скотину или по магазинам бегать? Как работать, так «ау»! — где вы там, городские, подсобите, а как покормить — так некому? Вот и приезжай к вам, помогай…
Дич еще долго напирал на зоотехника. А Степан смотрел на них и думал: ну что ты, пожилой человек, отступаешь, как виноватый? Чего боишься? Этот — мастер глотку драть. В деревне у стариков каких украл телку, а тут — герой. Нацепил на нос черные окуляры, сховал за ними свои хитрые глазки и думает, что обвел всех вокруг пальца.
Степан отворачивается, идет к реке. Садится на берег. Купаться пропала всякая охота. Все доброе, что было в душе, замутил Дич, от всего охоту отбил, и теперь Степан не знает, как им тут, на одном лугу, жить дальше. Жить, как жили? Нет, невозможно. Но как иначе?
Следующей ночью, когда Дич храпел на весь луг и рядом с ним тихо спал Цырля, а в небе сияла такая же ясная, как и минувшей ночью, луна, Степан неслышно встал, натянул джинсы, накинул на плечи старенький пиджачок, взял веревку, на которой Цырля привел давеча собаку, и направился к загону. Чужая рогуля стояла около выхода, словно ждала его. Он накинул ей на рога веревку, затянул крепким узлом и вывел из загона. Боялся, что она будет дичиться, упираться, не захочет идти, но она покорно вышла, послушно последовала за ним.
Высоким берегом Сожа вел Степан рогулю, свою и ее тень на светлой чистой воде, вел в ту сторону, где кончался луг и чернел лес. Там, за лесом, была телушкина деревня.
Элисо Заридзе родилась и живет в Тбилиси. Здесь окончила университет. Автор трех сборников рассказов. Лауреат литературной премии Грузинской ССР.
Читать дальше