— Все это было давно. После нашей победы я решительно порвал с прошлым. Меня больше не интересуют стихи, которые я писал когда-то. Видимо, не случайно их так расхваливали все эти евреи. Теперь я легионер, участвую в ночных походах. Кроме того, я надеюсь скоро получить кафедру в университете. До сих пор я был простым преподавателем, но Брэиляну обещает сделать меня заведующим кафедрой.
— Если вы получите кафедру, это будет неплохо! Вы ее заслужили. Но какое это имеет отношение к профессору Россети, к Тудору Виану, к Михаилу Рале? Почему вы так хотите, чтобы их убили?
— Россети следует прикончить за то, что он служил королю. Что касается Виану, то он не чистокровный румын, следовательно, его литературная деятельность опасна для румынской культуры. А Раля? Это же коммунист. А потом, я не могу простить ему, что, будучи министром, он ничего для меня не сделал. Раля был министром труда, он мог бы устроить мне какую-нибудь синекуру. Но он этого не сделал…
Как легко призывать к убийству! Но как изменились эти люди, когда смерть стала угрожать им самим! Я видел немало таких людей… Я видел их в пору успехов и в пору падения.
У мира нет границ.
Границы есть у жизни.
У мира нет границ…
Проклятая память! Я ничего не забыл…
Лагерь под Тыргу-Жиу. Зима 1942 года.
Утро. Второй день рождества.
По лагерю с раннего утра распространился слух: «Сюда везут легионеров! Первая группа уже находится у ворот. Они проходят контроль».
Выйдя во двор, мы увидели, что сержант Заиц конвоирует трех человек. Они уже побывали в канцелярии, где оформляют новоприбывших. Все трое хорошо одеты. Все трое, судя по лицам, в отличном настроении: можно подумать, что они возвращаются с веселой пирушки.
Вскоре мы узнаем, что все трое — бывшие участники легионерского движения. Антонеску почему-то распорядился посадить своих бывших союзников. Один из них подходит к нам и представляется: профессор Радулеску. Он возмущен:
— Меня взяли сегодня ночью дома. Я как раз собирался попробовать винцо, которое шурин прислал мне из Драгашаня. Возмутительно! Ворваться к человеку в дом среди ночи и отправить его в лагерь. Разве я преступник? Я легионер! Вот и вся моя вина…
— Разумеется, — отвечает ему журналист Бенкиу. — Вы не преступник. А я разве преступник? Я еврей, вот и вся моя вина.
— Ну, это совсем другое дело, — говорит легионер. — Если вы еврей, ваше место в лагере. Но я-то ведь не еврей, я националист. За что же меня сажать в лагерь?
Характерный тип. Он до сих пор еще не разучился разговаривать безапелляционным тоном. Он отвратителен. Отвратительны даже его густые, закрывающие всю верхнюю губу усы, которые он все время подкручивает то справа, то слева.
Два его товарища беспрестанно курят и после каждой затяжки почему-то плюются, так что на снегу вокруг них появляется большой желтый круг. И эти двое считают себя интеллигентами: один из них врач, другой — чиновник из префектуры. Я вижу, что в лагере они быстро опустятся, не будут ни бриться, ни чистить зубы до самого своего освобождения.
Заключенные евреи в панике.
— Что делать? Теперь уж обязательно легионеры отыграются на нас!
Другие подбадривают себя:
— Какие легионеры? Их всего-то три человека. Больше не будет. Эти, наверно, в подпитии обругали Антонеску.
Но в одиннадцатом часу всякие сомнения отпадают: к воротам лагеря подвели новую группу. Человек тридцать, если не больше. Все легионеры. Их привезли из Турну-Северина.
Вскоре прибывает еще одна группа — из Крайовы. Затем еще человек десять под охраной жандармов входят в ворота лагеря. Между внешними и внутренними воротами собралась небольшая толпа заключенных: они с интересом наблюдают за процедурой водворения в лагерь новичков. Майер с моноклем нервно перебегает от одного знакомого к другому. Каждому он задает один и тот же вопрос:
— Что делать? С этими бандитами шутки плохи. Ночью они могут нас прикончить.
— Тем лучше. Человек умирает только один раз. Рано или поздно это ведь все равно произойдет!
Майер с моноклем возмущен:
— То есть как это — тем лучше? Я, например, вовсе не хочу умирать. Почему я должен умереть? С какой стати?
Легионеры у ворот оживлены и даже веселы. Легионеры из Буковины — все как на подбор молодые, высокие парни в остроконечных кушмах и длинных до пят сермягах — подходят к забору, отделяющему их от внутреннего двора, и смотрят на нас.
— Есть тут жиды? — спрашивает один из них. — Мы соскучились по жидовской крови!
Читать дальше