Андрей Латыголец - «Годзилла»

Воду пил из-под крана, холодную и освежающую. Кисель в баках успевал нагреться и потреблять эту мерзость было совершенно невыносимо.

Ближе к ужину я стал чувствовать, что охрип, голос мой изменился до неузнаваемости, но горло не болело. Такая аномалия по началу даже умиляла, но когда поднялась температура, я забеспокоился.

На пост выходил уже с упадком сил. Ноги еле волок, меня кидало то в жар, то в холод.

Поспал немного в отдыхающей. За час давление спало и я вроде бы почувствовал облегчение, но утренняя, летняя прохлада пошла не на пользу.

Последняя смена стала настоящей пыткой. Голова раскалывалась, а температура поднялась не на шутку. Возле третьего запасного выхода из министерства лежали тюки скрученного ковролина, как раз за полем зрения камеры. Я едва стоял на ногах и чтобы просто не свалиться в обморок, сперва садился на них, а уж присев, и вовсе ложился на бок. Засекал время и ставил на каждые десять минут будильник.

Солнце едва показалось на горизонте парка Горького, а я уже ждал скорейшего завершения своей смены.

В караулку я зашёл мертвецом.

— Петрович, ты живой? — занервничал Потап.

— Температура…

— Да косарь он, — вмешался Ракута.

В роту прибыл вообще никаким. Мирон, будучи дежурным, померил мою температуру и уложил на два часа в после караульную отдыхающую. Проспав до обеда я не почувствовал себя лучше и после пайки, которая мне совершенно не лезла, тут же отправились с Мироном в санчасть.

Там мне померили температуру, давление, посмотрели горло и пожилая врачиха сказала:

— Ну что ж, голубчик, у вас ангина.

— Ангина? Летом? — запротестовал я.

— Неделю, как минимум лежать будешь…

Меня отвели на второй этаж в пустую палату, и я приняв несколько пилюль, тут же отрубился на мягкой, свежей койке.

***

Я проспал целые сутки, беспробудно и крепко, нормально выспавшись за эти восемь месяцев, и успев забыть, что где-то ещё существует сон. Проснулся лишь к обеду следующего дня. Сходил на кухню и немного поел. Я был слаб, но температура сошла на нет. До вечера пробыл в постели и спокойно проспал следующую ночь.

Утром меня разбудила медсестра и велела идти на «стелс» за пайком. В санчасть прибыло пару «дедушек» из других подразделения, один с переломом, другой с простудой. Их разместили в соседней палате и кому-то следовало нас накормить.

В течение дня я ознакомился с перечнем литературы, находившейся в медсанчасти и сделал выбор в пользу нескольких журналов «Нёман». Перечитывал Андрея Федаренко и Анатолия Козлова. Лежал и думал, как бы это покурить.

Через день меня стали гонять на уборку территории. Утром приходилось мести двор от листьев и иглицы, вечером убирать первый этаж санчасти, со всеми этими вениками, швабрами и тряпками. Но всё же это было жалкой работёнкой в сравнении с ротным полатёрством.

Ходил на процедуры, ел, спал и так привык к отдыху, что не заметил, как пролетела неделя.

На выходные ко мне приехала мама и привезла сумку сладостей, которые я не спеша поджёвывал, наслаждаясь чтением. По вечерам «деды» смотрели телевизор в фойе, а меня садили на вахту за так называемый ресепшен санчасти. С двенадцати ночи и до трёх утра приходилось сидеть в карауле, я пользовался моментом и продолжал жадно читать, дожидаясь проверяющего, который оставлял в журнале роспись обхода, и уже после закрыв дверь на ключ, отправлялся в постель.

В воскресение вместе со старшиной Сладковой пришлось стричь кусты вдоль штаба, она покрикивала на меня, чтобы я ровнее подрезал ветки и говорила с кем-то по телефону.

К вечеру ко мне в палату положили старшего сержанта Гнилько, у него что-то случилось с ухом.

Перед отбоем он передал мне свой мобильник, на другом конце линии был Виля:

— Петрович, ты нормальный? Мне неделя до дембеля осталась! С какого я ещё на дежурства хожу? Желательно тебя завтра в роте не окажется!

***

По приходу в роту, я сразу же был поставлен перед фактом, что на следующий день заступаю дежурным. «Деды» уходили через три дня, и топтать наряды им давно уже было не в стать, со всех щелей смердело гражданкой, но нам от этого легче не становилось. Мука уже восседал за столом дежурного и что-то маниакально записывал в гору журналов, по его лицу было видно, что он не спал всю ночь.

На утро после пайки я с двумя «слонами» высоким и тощим Винокурчиком, и заспанным Бохтышем построился перед оружейкой, держа в руках папки с обязанностями. Толком ничего не зная, я по рекомендациям Муки, выучил первых два абзаца обязанностей дежурного по роте, мол дальше на разводе не спрашивали. «Слонам» указал учить обязанности, обнадёживая их положенным сном, если на разводе они не затупят.