Бруно Апиц - Повести и рассказы писателей ГДР. Том I

«Останься только до субботы!» — умоляла она меня. Ах, да при чем тут Ивонна! Я сам хотел этого. Очень хотел.

«Подумаешь, виза просрочена! Несколько дней ничего не значат, — говорил я себе. — Французы уж как-нибудь позволят тебе выехать из их страны, а немецкой пограничной полиции абсолютно нет дела до того, что ты пробыл во Франции на три дня дольше». Да, если бы не случай с ребенком! Ведь, имея просроченную визу, я должен был быть вдвое, втрое осторожнее, чтобы не вызвать подозрения. Но что толку в самобичевании? Я здорово влип. И никого из товарищей не мог известить о том, где я нахожусь и как сюда попал. Этим я сразу навел бы французскую полицию на след нашей антифашистской группы в Париже.

Я искал выхода. Ведь в какой бы ситуации человек ни находился, апатия и безразличие равносильны для него поражению. Это старая истина.

Я беспрерывно ходил по камере, мучительно соображая, как выпутаться из всей этой истории. Может быть, поднять шум? Колотить кулаками в дверь? Требовать, чтобы мне сообщили, что со мной собираются делать? Или, может, настоять на том, чтобы о моем аресте кого-нибудь известили? Но кого? Ивонну? Не застав меня вечером дома, она очень встревожится. И с каждым часом будет чувствовать себя все более несчастной, все больше станет отчаиваться. Но что, в самом деле, они могут ей сделать? Она же француженка! Впрочем, нет! У нее тоже будут неприятности, — ведь я жил у Ивонны, не сообщая об этом в полицию. Нет, нет, даже Ивонна не должна узнать, что произошло со мной. Бедная Ивонна!

Размышляя обо всем этом, я остановился и взглянул вверх, на зарешеченное окно камеры. Через окошко струился бледный, желтоватый свет. Миллиарды мельчайших пылинок плясали в нем. В полутьме камеры они казались неестественно большими и походили на парящие в воздухе шарики.

Я снова принялся беспокойно ходить по камере. Взад и вперед, взад и вперед. Внезапно меня осенило: в Париже существует французский антифашистский комитет, ведающий делами беженцев! Вот куда мне следует обратиться! Но как же он называется? Этого я никак не мог вспомнить. Где он находится, я тоже не знал. Не запомнить того, что так важно! Правда, я был в Париже всего несколько недель и о комитете только слышал, но никогда не бывал там. Как же он называется? Впрочем, этот вариант тоже отпадал, ведь французская полиция сразу бы догадалась, что я приехал в Париж с политическим заданием. Я же должен был в любом случае, при любых обстоятельствах выдавать себя за самого безобидного туриста!

Мой взгляд задержался на стене камеры. Глубоко в штукатурке было выцарапано слово «merde» [13] Французское ругательство. . Я невольно улыбнулся. Рядом кто-то пытался составить себе календарь, чтобы отсчитывать дни заключения. Шесть продольных штрихов, под ними один поперечный и снова два продольных. Девять дней. А немного подальше я прочитал: «Одетта!» Одетта, женское имя. Это был словно крик души. Несколько секунд я, не отрываясь, смотрел на надпись, пока имя это не расплылось у меня перед глазами.

Я подошел к койке. Лег, вытянулся. Закинул руки за голову. Подумать только, всего месяц и несколько дней в Париже, а кажется, будто прошла целая вечность!

Когда в Берлине мне предложили поехать в Париж, я отказался. Шутка ли — в Париж! Не слишком-то хорошо я говорил по-французски, да к тому же никогда не был во Франции. Удастся ли мне после заграничной поездки вернуться в Берлин, не вызвав подозрений? Вернуться к своей нелегальной работе в антифашистском подполье? Мне казалось, что это неразумно, ведь у меня большой опыт подпольной работы! Но мне ответили, что в этом все дело! Именно поэтому я и нужен в Париже!

Мы встретились с товарищем, передавшим мне это поручение, в одном из больших кафе на Курфюрстендамм. Помнится, большинство посетителей кафе были старшие офицеры «СА» и «СС». Для такой встречи это было самое надежное место, но оно придало нашей беседе особое направление. Мой собеседник, убеждая меня в том, что именно я должен поехать в Париж, выдвинул новые аргументы. Он заявил, что я сыграю роль «троянского коня». Будучи членом одной из нацистских организаций, я, как и многие наши товарищи, смогу маскировать этим свою антифашистскую работу. Нацистское удостоверение может оказаться весьма полезным во время поездки.

В конце концов он убедил меня. И несколько дней спустя я уехал.

Когда поезд подошел к немецкой пограничной станции, я словно окаменел. Какой-то ком, казалось, сдавил мне горло. Я много думал о таких вот минутах, которые могут решить мою судьбу. Я учел все случайности и осложнения, которые, возможно, возникнут. Хорошо продумал, как мне следует вести себя, что отвечать на всякого рода каверзные вопросы.