Владимир Рецептер - Смерть Сенеки, или Пушкинский центр [журнальный вариант]

Придя на первую встречу с ним, я волновался и думал, как отвечу на его вопросы, а он, усадив меня перед собой, задал один:

— А прямо сейчас пойдёшь креститься?

— Да, да! — Я с радостью вскочил на ноги.

— Садись, — засмеялся он. — Выучи «Отче наш», ещё ведь не помнишь.

Что ещё приготовить и взять с собой, подсказала Марина. Таинство было назначено на 26 апреля 1991 года.

9.

К концу 2007-го в издательстве «Балтийские сезоны» родился полновесный двухтомник, посвящённый Товстоногову. Один из томов был назван «Собирательный портрет», где шесть десятков людей рассказывали о встречах и работе с мастером. Презентацию назначили в Доме актёра на Невском. Появиться и выступить должен был и я.

Лавров в последнее время сильно сдал. Говорили о раке, необходимости менять костный мозг, но этого могло не выдержать сердце. Шимбаревич сказала, что с такими показаниями долго не живут, и нужно Кириллу звонить, говоря одно хорошее.

Почти десять лет он удерживал театр после смерти Гоги, не уволив ни одного человека, и на Фонтанке, 65 царило тревожное чувство грядущей пустоты. Актёры сиротливо переглядывались, словно спрашивая, как же быть и на кого теперь надеяться. И вдруг случилось чудо, Кире стало легче, он поднялся, вернулся домой, появился в театре, и Настя Л., ставшая к этому моменту фактиче­ской женой, была рядом и снова держала за руку. Было ясно, что он ей — самый близкий, и она ему — самая-самая. И вот она помогла ему не подняться на сцену, а просто встать, взять микрофон и повернуться лицом к залу. Кира открывал вечер, и на меня и других произвела своё действие несвойственная ему физическая слабость.

Потом на сцену взобралась Зина Шарко с тяжёлым лицом, и стала воодушевлённо рассказывать смешные случаи из жизни знаменитой БДТшной кошки, и про то, как она, Зина, по году выращивала дома цветы, чтобы в день рождения Гоги с утра заполнить его кабинет. Зина говорила долго и представляла собой контраст с молодой, привлекательной и яркой женщиной, которая до её выхода светилась с экрана.

За ней появился седой Кочергин, и, подставив стул, опёрся на него больной коленкой… Когда дошло до меня, я собрался, чтобы не споткнуться на лесенке, поднимаясь на сцену. Мне предстояло озвучить шестнадцать строк о Гоге из нового сборника, я не помнил их наизусть и зачитал по книжке, а, спустившись в зал, отдал её Кириллу.

Затем, вернувшись к своим, на экране появился сам Гога и стал внятно читать Пушкина: «Что в имени тебе моём? Оно умрёт, как шум печальный…» И оттого, что он читал с того света, стихи находили его личный смысл о суете славы и имени, которое «…на памятном листке / Оставит мёртвый след, подобный / Узору надписи надгробной / На непонятном языке…»

Незадолго до наступления «года страха» мне звонила Шарко и волшебным голосом спрашивала:

— Ты слышал, что сказал Степашин по телевизору?.. Нет?.. Он сказал, что в его художественном воспитании важную роль сыграл БДТ, а особенно — пять имён.

— И что же? — спросил я, зная, что Зина сильна непредсказуемыми выводами.

— А то, что два из пяти — я и ты!..

— Вот так, да?..

— Он видел твоего «Гамлета»…

Далее наш разговор принял неправительственный характер, и Зина поведала мне две любовные истории, которые я оставлю в тайне…

На одном из наших оперативных совещаний с Еленой Александровной Левшиной я упомянул о сообщении Зины Шарко.

— Вы позвонили Степашину? — спросила она, и я сказал, что нет. — Срочно позвоните и поблагодарите за внимание.

— Удобно ли?..

— Про удобно не знаю, знаю, что необходимо.

Учась руководящим навыкам, я нанёс звонок Сергею Вадимовичу, мы познакомились лично, и он тоже вступился за Пушкинский центр, приняв почётную должность председателя фонда «Пушкинская перспектива». Читатель, верь: абсолютно никаких прибытков фонд не принёс, из года в год сдавались нулевые отчёты; деньги надо было клянчить, но этой профессией я не владел. Воздушный фонд, обременительный из-за отчётов, был недавно с великим трудом за­крыт. Но в своей поддержке и помощи Сергей Вадимович не отказал ни разу. А тогда, в труднейшем для Центра 2005 году, он отправил из Счётной палаты, которой руководил, своё письмо в правительство и довёл до меня ответ, хотя и формализованный, но не губительный…

Дело-то в том, что после формальных запросов, примет ли регион федеральную организацию на свой кошт, им нужно было решать, возвращать ли Пушкинский центр на прежнее место, или просто закрыть. Закрыть-то проще. И в этой ситуации письмо Степашина было для решающей комиссии новостью…