Денис Коваленко - Радуга в аду

Какой бы он не был, этот Андрей, а все-таки хватает у него честности чтобы вот так, в наше время, взять, и признаться — что не верит, без всяких этих если да кабы. Без всего этого. В Бога я не верю, но что-то там есть, что-то такое . А попам я не верю, — Вадим невольно усмехнулся. И у него хватит честности признаться в этом, хотя бы самому себе признаться. Нет никакого Бога. И нечего гадать — от обезьян мы произошли или от каких-нибудь других тварей. Что произошли от каких-нибудь тварей — это без сомнения, а от каких, теперь не существенно, теперь все это не важно. Все равно, все мы умрем. — Все равно, все умрем, — произнес он, беззвучно, отставил, наконец, кружку и вышел из кухни. — Прогуляться надо… к Сереге сходить, или… все равно, лишь бы из дома.

Сереги не было. Тоска… Какая же тоска, вновь садиться в автобус и, вновь, домой.

Салон был полон, кое-как протиснувшись в середину, Вадим так и замер. Тетя Аня. Стояла боком, плечом чуть касаясь Вадимова локтя. Вадим убрал локоть, чуть дальше хотел протиснуться или, вообще вернуться, или…

— Ой, Вадимчик, — тетя Аня заметила его, оглянулась и заметила. Радостно глядела на него. — Здравствуй, Вадимчик. — и глаза улыбались.

— Здравствуйте. — Старательно улыбнулся он и, какие-то иголки закололи лицо; неожиданная встреча. Какой-то осадок остался после этой их, последней, встречи. Он и забыл, а вот увидел улыбающиеся лицо тети Ани и, совсем не по себе стало.

Тетя Аня развернулась к нему, заглядывала в глаза его ласково; иголки совсем закололи, ведь, наверняка, лицо сейчас красное. — Здравствуйте. — Широко улыбнувшись, повторил Вадим.

— Что же ты, Вадимчик, к нам не заходишь, — негромко говорила тетя Аня, — я сразу поняла, что ты, наверно, обиделся. Вадимчик, ты зря… Глебушка очень отходчивый. Он, знаешь, как сам переживал. Он, конечно, бывает вспыльчивый, но это все…Он же так переживал. Все эти разговоры — как я их не люблю. Ничего хорошего из них не выходит. Куда сейчас, домой? — Вадим кивнул. — Вадимчик, ты же не обижаешься на нас, ведь так?

— Ну что вы, — шептал Вадим, ему казалось, весь салон поглядывает на них и подслушивает. — Я и не обижался, — еле слышно говорил он, — я и сам понимаю, что глупость тогда сказал.

— Ой, я уже забыла, — даже кокетливо остановила его тетя Аня. — Сейчас приедем, обязательно к нам зайдем. Я столько всего вкусного напекла, столько печений, а есть некому. Вадимчик, — и голос негромкий, печальный, — мы же, по сути, одинокие люди. Ты не обижайся на нас, — в который уже раз повторила. — Вот, — кивнула, — смотри, и местечко освободилось. — На остановке несколько человек вышло и освободилось целое сиденье на двоих. Не хотелось, но Вадим прошел и сел около окна, рядом опустилась тетя Аня. — А то совсем стоять утомилась. Я так давно не ездила в этих автобусах, зашла, и даже не знала, сколько платить, и какой автобус куда едет — совсем от жизни отстала. У Глебушки сегодня дела. А мне к подруге съездить надо было. И решила, что это я на такси поеду, прокачусь вот на автобусе, — с какой-то задоринкой поделилась она. Вадим только кивал, что ему было ответить? Он и слушал.

В начале салона, у самого входа, кто-то, заикаясь, произнес:

— Пож-жалус-ста, дайте ради Бо-бога, д-дайте денег, — по салону пробирался молодой парень, лицо круглое, оплывшее, глаза, кривые, на каждого пассажира заглядывали и ладонь, торчавшая из замызганного рукава рваной болоньевой куртки, к каждому обращалась и, толстые бордовые губы шепелявили, выпуская это дерганое: — Пож-жалуста, д-дайте денег, ради Бога, кушать хчу, — сдавленно пролезало: кушать хчу, хчу кушать.

— Бедненький, — отозвалась тетя Аня, достала из сумочки кошелек, из кошелька — десять рублей, — купи себе хлеба. — Протянула убогому деньги. Со скомканной десяткой, он продолжал, делая, казалось, нарочито неуверенные шаги, одним своим видом заставляя пассажиров сторониться, только бы эта куртка и эта сжатая с десяткой ладонь, не коснулась их. — Кушать хчу, есть хчу, я больной.

На остановке автобус остановился.

— Дяденька, открой дверь.

Двери открылись, убогий, как-то даже резво вышел и, обернувшись, на ходу выкрикнул всем тем, кто был в салоне:

— Падлы ебучие!

Автобус дружно усмехнулся.

— Во, клоун! — кто-то весело заметил.

— За что он так? — тетя Аня опешила. Пока убогий пробирался к задней двери, она все сочувствующим взглядом провожала его. Сидела в двух шагах от заднего выхода и это: — Падлы! — Прямо в лицо ей — точно плюнули.