Денис Коваленко - Радуга в аду

Но в супермаркете цены были ниже — на рубль, но ниже, и пакеты бесплатные; поэтому, если он шел в магазин с мамой, то непременно тащился в этот, утомительный в своем бесконечном подозрении, супермаркет, выгадывать рубль и не платить за пакеты. Плюнуть хотелось и сбежать, но Вадим покорно следовал за матерью, складывал в корзинку все, что давала ему мама, все то, что она пристально изучила, приценила, все это она отдавала сыну, но все равно, и, разглядев и приценившись, вид ее не становился спокойным, нельзя было быть доверчивым, когда все вокруг всех и тебя подозревало и оценивало.

Вадиму казалось, что прошел уже час, когда они, наконец, подошли в очередь к кассам. И здесь мама долго выглядывала и, точно приценивалась, в какую из касс встать в очередь. Хотя все очереди были длинными и утомительными, казалось, у всех было одно выражение в лице — отрешенность. Только человек становился в очередь, из озадаченного лицо его сразу менялось в отрешенное, от чего становилось совсем тошно.

Мама уже расплачивалась за покупки, как откуда-то из глубины зала закричало: — Горим!!! — Все, как один, обернулись, и сотни носов, ушей и глаз втягивали, вслушивались, вглядывались…

— Горим!!! — хлынуло из зала, и едкий серый дым подозрительно выполз из-за стеллажей; он выглядывал подозрительно, точно прицениваясь ко всем тем, кто был в зале. А в зале много было народу, очень много разнообразного народу — вот и хорошо. — Точно удовлетворившись этим, дым пышными лапами, казалось, раздвигая стеллажи, перешагивая через них, двинулся к кассам. И совсем он был не бестелым.

— А-А-А!!! — разом громыхнул зал, выдавливаемый этими серыми вонючими лапами. А репродукторы все весело зазывали посетить их магазин, где цены всех просто удивят!

— Пожар, горим!!! — давили друг друга люди. Мама и сдачу не взяла, толпа вытолкнула ее из-за кассы, и дальше — к выходу.

— Куда! — охранник бдительно ухватил маму за руку: — Куда с корзинкой, куда с ключом?!!

— Пожар! — страшно крикнула ему мама.

— Куда с корзинкой! — охранник выдергивал из ее рук корзинку, — ключ в ячейку! — злился он; достали его уже эти бестолковые покупатели, вечно забывающие оставить ключ — а ему, что — опять платить?

— Я заплатила! — кричала мама.

— За что?! — вцепившись в корзинку, озверел охранник: — Отдай ключ!

— Мы заплатили! — помогая маме, вцепился в корзинку Вадим. Ничего он не видел. Да и охранник, казалось, ничего не видел, кроме этой корзинки, в которую он преданно вцепился, кроме этого, будь он неладен, ключа, с огроменной номерной биркой — ее, что зря такую огроменную сделали — для таких, вот, бестолковых и сделали; ему, что — опять за него платить?!

— Горим! — вдруг осенило охранника: — Горим!! — отпихнул он маму, и размашисто бросился в людскую толпу — на воздух!

— Мама-а-а! — вскричал Вадим — чья-то голова больно пнула его в спину; и плечи, руки, давили, толкали — выталкивали — вон — на воздух. Лапы уже показывались, выглядывая из-за сотни всклокоченных голов. Кто-то упал, упали на кого-то, нога ступила, споткнулась, Вадим в ужасе подпрыгнул — не до корзинки было: ладонь влезла ему под подошву — А-а! — кричал Вадим, все, подпрыгивая от этой все лезущей настырно ладони. И каблук впечатал эту ладонь — нь — нь. А — у — у — В-В!!! Б-Б-Ля…з-З-Су-у…А-А!!! — Людское месиво, разрывая друг друга, прорывалось к ВЫХОДУ.

Уже не видя ничего от крови — рассеченная чем-то бровь яростно сочилась кровью.

— Мама-а! — уже орал Вадим, орал в этом оглушаемом оре сотен рвущихся глоток. — А! Ма-ма-а!!! — Кровь заливала глаза, дубленку сорвали, закрывая голову, Вадим врезался в стену, и в спину ему — локти и плечи. Выкрученые руки, запутавшиеся в чьей-то шубе, не вырывались, лицом Вадим чиркнул о чью-то куртку, кровь смазалась, ВЫХОД был рядом. — Аб-ля! — вырвав руки, схватив чьи-то волосы и по ним, через них, Вадим лез, подминая под себя грязную затоптанную голову.

— А-а-а! — сквозь стекла выскочил он на ржавый вспенившийся снег. — А-а-Ха! — в полную грудь орал он, вдыхая воздух, глазея на яркое, залитое кровью белое небо… — Ху, — выдохнул сваленный кем-то; лицо в снегу, ладони отжали, ноги взбрыкнули, и Вадим вскочил, отскочил и — бежа-а-ать!

Когда уже на вытянутых руках — никого — он встал. Оглянулся. Серый дым вываливался из выбитых стекол супермаркета; выносились, выскакивали, выдирались люди, ныряя в плотную, оборванную толпу, уже шагом отступающую все дальше — дальше от дымящегося, почерневшего здания супермаркета.