Анатолий Луцков - Африканский связной

И, пригибаясь, побежал к дороге, которая была всего в десяти метрах отсюда.

Вьюгин сидел на корточках и поглядывал по сторонам. Его автомат был готов к стрельбе. Про себя он решил: “Это их война. Стреляю на поражение только, если мне что-то будет угрожать. Буду защищать только свою жизнь. Если успею это сделать”. Он, конечно, допускал, что если силы нападающим позволяют, они могут обойти тех, кто залег у дороги и ударить с тыла. Здесь сплошные заросли, приблизиться можно незаметно. Кефи, видимо, тоже это допускал, потому что послал двух своих бойцов, которые залегли перед машиной со стороны дороги. Вьюгин заметил в кустах ниже дороги какое-то резкое шевеление, ему даже показалось, что кто-то отводит руку, чтобы бросить гранату. Он сделал в ту сторону три одиночных выстрела один за другим. Ствол дернулся, выстрелы хлопнули непривычно громко, видимо, он давно отвык от их звучания. Судя по всему, он как-то помешал “фомовцу” сделать полноценный бросок гранатой. Она упала метрах в семи от машины, Вьюгин даже видел ее падение в траву и бросился на землю, уткнув лицо в колючие травяные стебли и острые камешки. Взрыв на какое-то время полностью лишил слуха, а осколки разлетелись с противным визгом и звякнули о металл лендровера. Атаки вслед за взрывом не последовало, Вьюгин сделал в сторону кустов пару выстрелов, стреляли и другие. Он все еще лежал на земле и вспоминал, как он еще недавно ходил с опаской даже по тропинке, боясь встречи с каким-нибудь ядовитым существом, но теперь он доверчиво приникал к этой красноватой африканской земле, как к своей защитнице. И еще он думал о том, стоило ли ему слушать когда-то курсы истории, литературы Востока и Африки, и еще множество других курсов, переполненных научной ценностью, в которой он теперь начинал сомневаться, чтобы ощущать сейчас своим брюхом неласковую твердость этой сухой, горячей земли и смотреть сквозь прицел тоже горячего от полуденного солнца автомата? Не говоря уже о том, что пуля цель не выбирает и его собственная жизнь может оборваться в одночасье.

Судьба явно хранила Вьюгина, хотя и незаслуженно, по его собственному самокритичному мнению, в то же время с радостным удивлением он признавал этот приятный факт. Ведь он в целом допускал, что жизнь его была весьма далекой от элементарной праведности. Да и разных там греховных помыслов в его душе было немало.

Менее, чем через час по дороге, которая оказалась под ударом только в одном месте, подошли два военных грузовика с бойцами АСО и “фомовцы” были окончательно оттеснены в отдаленные заросли. Потом началось их преследование и тогда Кефи решил продолжить свой путь. Теперь они направлялись в поселок Элебо, где проходила северная граница его округа. Дальше Вьюгину предстояло продолжать поиски этого самого Леонарда самостоятельно, а Кефи мог ему только написать, скрепив печатью, которую носил с собой, мало чему обязывающую бумагу, где были слова: “подателю сего прошу оказывать помощь и всяческое содействие”. Но это все равно было лучше, чем ничего. Он теперь ступил на ту территорию, где доверие надо было или заслужить, или иметь чьи-то гарантии того, что тебе можно верить. Враг мог быть повсюду. Зубы, обнаженные в широкой улыбке, это те, которые способны тебя загрызть. Можно разбудить спящего, но только не того, кто им притворяется. И все время надо было помнить об осторожности. Как известно, если поблизости крокодил, вершу из воды не поднимают. Вьюгин помнил эту африканскую поговорку.

Вьюгину порекомендовали проводника и заодно переводчика, которому он пообещал платить целых два доллара в день. Звали его Мэтью Нголо. Это был приземистый малый с довольно сонным взглядом, окончивший когда-то шесть классов при католической миссии и который расстался со своим язычеством, примерно, в десятилетнем возрасте. Только многочисленные дырки в ушах и носу свидетельствовали в пользу того, что там не так давно содержались разного рода традиционные украшения с какими-то мистическими функциями. В основном их изготавливали из медной проволоки, украденной на электростанции, когда в стране воцарилась смута и анархия после объявления независимости.

Вождь деревни, где был нанят Мэтью, являлся убежденным сторонником полигамии по чисто экономическим соображениям, чего никак не хотели понять святые отцы в миссии. Вождь разумно полагал, что четыре жены способны обработать гораздо большую посевную площадь, чем одна, и тогда все теологические доводы миссионеров повисали в воздухе, оставаясь чистой теорией, посрамленной наглядной житейской практикой. Все это Вьюгин узнал уже от Мэтью, когда они вышагивали долгие мили по лесным тропам, ведущим в тот пункт, где мог находиться таинственный Леонард. Там, по слухам, видели одного белого человека, который “делал картинки” (так здесь называли фотографирование) и что-то писал в своей тетрадке. Все эти занятия изобличали в нем как журналиста, так и шпиона, и именно в этих двух своих ипостасях Леонард и должен был здесь выступать.