Анатолий Луцков - Африканский связной

— Мы надеемся, что сможем еще договориться с нашими нынешними (тут он помедлил, видимо, избегая слово “враги”)… оппонентами. Но надо сначала победить взаимное недоверие. Когда зовешь собаку, не держи палку в руке. Но кто захочет в этом случае считать себя собакой?

Кефи усмехнулся со смущенной озабоченностью чем-то, видимо, он не мог решиться что-то высказать и это уже не имело прямого отношения к тому, о чем они говорили.

— Мистер Виу…

Он еще никак не мог справиться с непривычной фамилией гостя и Вьюгин ему нетерпеливо напомнил:

— Я же с самого начала просил называть меня просто Алекс.

— Хорошо, Алекс, я так и буду вас называть. Вы человек с университетским образованием, у вас должен быть хороший литературный вкус. А у меня за спиной только средняя школа. Но я кое-что пишу. Мне давно хотелось написать, что я думаю о нашей стране и о борьбе, которую мы вели все вместе против… колонизаторов. (Он немного замялся, так как ему пришлось пропустить слово “белых”, чтобы нечаянно не задеть гостя, намекая на его расовую принадлежность к бывшим врагам). У меня, конечно, все происходит в выдуманной стране и все имена тоже вымышленные. А главная идея у меня это сохранение единства в борьбе. Ведь одна река не может пересечь другую и течь дальше. Они неизбежно сливаются и текут вместе, даже если одна из них не хочет этого. Но люди, к сожалению, не реки.

Он опустил голову, потом осушил свой стакан.

— А вот многие у нас понять это никак не могут. Ни на нашей, ни на той стороне. Я дам вам почитать заключительную главу, ладно? Она небольшая. А завтра утром, когда мы будем готовиться в путь, я хотел бы узнать ваше мнение. Может быть, даже сегодня вечером, если успеете прочитать. Я писал, конечно, на английском, так как хочу попробовать это издать, если мне в этом помогут. Пусть больше людей узнает, что происходит сейчас в Африке.

Кефи достал из сумки и нерешительно положил перед Вьюгиным несколько страниц, отпечанных на машинке с бледной лентой и на желтоватой бумаге. Вьюгин с облегчением подумал, что читать их при керосиновой лампе не придется (она стояла на подоконнике), поскольку световой день был еще далек от завершения, а он достаточно трезв для того, чтобы познакомиться с литературным творением временного комиссара приграничного округа.

Оставшись один, Вьюгин сел к окну и, преодолевая легкий шум в голове, стал вчитываться в не очень четкие строки. Автор предпослал своей последней главе краткую аннотацию в виде газетного сообщения, якобы опубликованного одной из африканских газет о том, что происходило в стране Малигамбия (это название вымышленной страны было явной комбинацией из названий двух существующих африканских государств). В нем говорилось, что после победы над диктаторским режимом, сменившим прежний колониальный, произошел раскол в руководстве повстанческой армии. Тим Очонги, правая рука ее руководителя Бена Мукибо, стал резко критиковать его политику после того, как тот сам себя объявил президентом страны. Организация, которая вела борьбу против диктатуры, раскололась и часть ее признала своим лидером Очонги. Начались военные действия между двумя враждующими лагерями. Мукибо удалось заманить в ловушку под видом переговоров своего бывшего друга и соратника Очонги, он был арестован и теперь в тюрьме ожидает приговора военного суда. Судя по всему, его должны расстрелять в ближайшие дни.

И вот новый диктатор Мукибо, в недавно сшитом ему парадном мундире, и скрипя ремнями портупеи, появляется, сопровождаемый охраной, в тюрьме, где содержится Очонги. Почти две страницы были посвящены описанию предыдущих попыток расположить к себе бывшего товарища по борьбе, когда Мукибо с целенаправленным дружелюбием и почти искренней теплотой пускался в воспоминания их боевой жизни, говорил об их крепкой дружбе, которую не разрушило даже небольшое соперничество из-за одной и той же девушки. Очонги ничего теперь о ней не знает, а Мукибо, конечно, от него утаил, что теперь эта девушка просто его наложница. У него вообще уже целый гарем, ведь теперь, как диктатору, ему можно все. Любую, понравившуюся ему девушку, ему тотчас могут доставить в президентский дворец. Раньше там жил губернатор колонии, но Мукибо собирается строить свой собственный, и чтобы в дальнейшем у него даже были белый шофер и белая секретарша.

“Тим Очонги был в давно нестиранной полевой форме, в которой его арестовали, с ввалившимися небритыми щеками. Очень заметный контраст со щеголеватым и упитанным Беном Мукибо. Он почему-то снял свою новенькую фуражку с учрежденной им самим эмблемой и держал ее в руке, а на голове его даже красовался боковой пробор, которого у него никогда не было, тщательно проделанный в волосах, и он шел, как прямая дорожка в густых зарослях. От Мукибо даже пахло дорогим одеколоном и в спертом воздухе камеры Очонги этот запах был, словно издевательство.