Алла Калинина - По образу и подобию

И все-таки это еще тоже не конец рассказа. Ты знаешь, люди часто говорят: «Как быстро пролетела жизнь, словно промелькнула», а я скажу наоборот: «Какая же она длинная, если может вместить столько бед и страданий». В пятьдесят четвертом году летом от рака умерла старшая сестра Раечки — Маня, она была уже не молодая, за шестьдесят. Раечка вся почернела от горя, она любила старшую сестру, как мать, это был для нее самый близкий человек на свете. Детей у Мани не было, зато остался старый муж Яша Пономарев. Я этого Яшу знала смолоду, еще по нашему городку, он и тогда был скучный, неинтересный человек, очень молчаливый, но не потому, что был сдержан, а потому, что не знал, о чем говорить. Маню выдали за него поздно, и так, тихо и безрадостно, прожили они вместе всю жизнь, и вот теперь за Яшей больше некому было ухаживать, и, жалея его, Раечка решила выдать меня за него замуж. Ты знаешь, Раечка была честный, неплохой человек, она единственная из всей родни проявляла ко мне хоть какой-то человеческий интерес, но этого ее сватовства я не прощу ей никогда, не потому, что плохо относилась к Яше, я его жалела, а потому, что она меня не пожалела. Мне бы отдохнуть на старости лет — не вышло. Я согласилась. Вот почему я не Луганцева, а Пономарева, от этого самого счастливого брака. Раечка меня уговаривала: «Это же тебя ни к чему не обязывает, что вам надо, двум старикам? Вдвоем легче век коротать. Будете жить вместе, все-таки у него пенсия, комната…» Она словно боялась: а вдруг брак получится настоящий, что же она тогда скажет Мане на том свете? Но зря она волновалась: Яше было уже за семьдесят, ничего, кроме еды и сна, его не интересовало. Целый день он лежал на диване, накрывшись газетой, и похрапывал, читать ему тоже было лень. Оживлялся он только тогда, когда приходила его родня, сестры и братья, их в семье было десять, и все очень дружные. Многие были приличные люди, но все помешанные на долголетии, все хотели прожить не меньше ста лет, как сумел прожить кто-то из их патриархов. И вот они, умудренные и образованные, все хором учили меня, как надо правильно за Яшей ухаживать, чтобы он дольше проспал на диване. Нет, ты не подумай, упаси бог, что я плохо относилась к Яше или желала его смерти, я просто жизни такой растительной никогда не понимала, но, с другой стороны, и спросить с него было уже нечего, он ведь был старик, грузный, плохо побритый, ленивый. Бывало, еле вытолкнешь его в магазин за хлебом. С возрастом он начал болеть, а потом и совсем перестал вставать с постели. Ему нравилось лежать. Уход за ним превратился в ад, а тут я еще первый раз сломала себе ногу. На заводе я тогда уже давно не работала, а продавала газеты в киоске на углу нашей улицы. Мне эта работа нравилась, я всегда любила читать, а тут я была в курсе всех новостей, люди приходили ко мне, я уже знала, кто чем интересуется, у меня были постоянные клиенты, и я каждому откладывала его любимые газеты и журналы. А иногда мы и разговаривали о прочитанном, обсуждали новости. На работе я отдыхала душой и телом. Но когда Яша слег, мне пришлось оставить работу. Сказать не могу, как мне было тяжело. Последний год Яша уже ничего не понимал, никого не узнавал, у него был старческий маразм. И все-таки самое удивительное знаешь что? То, что я прожила с ним двадцать лет, двадцать лет бессменной каторги, целую жизнь, да что жизнь, иные молодые, здоровые через год расходятся, а я после всей своей долгой печальной жизни успела еще и это, все успела и все еще жива.

После Яшиной смерти я тоже стала много болеть, сломала вторую ногу, потом снова эту, у меня в кости образовался ложный сустав, меня оперировали раз, потом еще раз и оба раза боялись, что я не выдержу операции из-за моей ужасной крови. Но я выдержала, мне даже вставили искусственный сустав из нержавеющей стали, вот сюда. И все удивлялись, какая я терпеливая, потому что я сразу стала ходить и старалась не сдаваться. Врачи меня очень хвалили. Мне дали первую группу инвалидности, прикрепили патронажную сестру. Правда, ходит она редко, у нее ребенок больной. Ну так мне соседи помогают, всё покупают, а я для них звоню везде по телефонам, я всего могу добиться и все разузнать и тоже помогаю людям, чем могу. Вот одного слепого устроила на работу, а мать его даже не знала, что общество слепых помогает с работой, а я дозвонилась и все устроила. Тебе кажется смешно? Нет, это не смешно, для многих людей в этом вся жизнь…

Я сидел подавленный. Мне было так жалко эту храбрую старуху, что хотелось сгрести ее в охапку, прижать к себе, надавать тысячу дурацких обещаний, которые потом наверняка не сдержу. Много, наверное, она видала на своем веку таких жалельщиков, вот и ладно, и довольно, лучше помолчать по-человечески, если ничего уже нельзя исправить. Но еще одно поразило меня ничуть не меньше, чем злая судьба Симы. Словно мутный, бескрайний поток, прокатилась мимо меня чужая жизнь, терялись вдали берега, множились подробности, я не успевал запомнить имена, лица, связи, но ведь это была моя жизнь, моя! Откуда она начиналась? И снова всплывал из тумана незнакомый южный город, раскладной стульчик на песке у моря, грузная величественная бабушка с большим карманом на юбке, застегнутым на английскую булавку. И элегантный улыбающийся дед расхаживал перед ней в светлой тройке и сверкающих штиблетах и излагал ей свои многочисленные блестяще рассчитанные и все-таки немножко авантюристические проекты, а какое же предпринимательство без авантюризма? Деду все удавалось, он был необыкновенно щедро одарен богом. И легкий ветерок, налетая с моря, слегка овевал их загорелые влажные лица, давно уже истлевшие их волосы трепались на ветерке, шелестели складки платьев, девочки бегали по кромке воды, то и дело заступая туфельками в мокрый песок, в набегающую нежную, почти бесцветную волну. Обидно было, что лица девочек виделись так смутно, я так мало знал о них, так плохо различал их между собою. Как ужасно, что никогда, никогда не смогу я рассмотреть все детали и тонкости этой очаровательной растаявшей в прошлом картинки. Я захлебывался, видения налезали одно на другое. Я видел отрешенное лицо моего отца, где-то в волнах только на одно мгновение мелькнула Марго, но там рядом с ней уже был я! Я был и плыл в этом потоке, я был кровно связан с ними, но ничего, ничего об этом не знал.