Валерий Брусков - По образу и подобию

Экран главного внешнего сканера, секунду назад ещё покрытый многоцветной палитрой помех, вдруг резко сбросил с себя эту информационную абстракцию, и теперь с удовольствием показывал экипажу разбавленную лёгкой дымкой голубизну неба.

Рубинштейн нервно включил ещё и камеры объёмного обзора.

Вверху было небо, внизу — земля в холмах от горизонта до горизонта.

Машина Времени в соответствии с инструкцией висела под колпаком — невидимкой на высоте около ста метров над этой, пока загадочной для исследователей территорией, украшенной лишь кустарником, да редкими деревьями рощи прямо под ними.

Марфин глянул на шкалу курсографа.

— Кажется, мы на нужном месте, — сказал он пока неуверенно. — Во всяком случае, год, месяц и конкретная дата сходятся.

— Это ещё следует проверить и уточнить, — Рубинштейн жадно смотрел на экраны. — Судя по пейзажу, мы, если и промахнулись, то не слишком сильно, а вот с конкретными датами пока неясно…

Он ввёл программу подтверждения в заждавшийся полевой работы бортовой компьютер.

— Через пять минут мы узнаем наши точные координаты, а вот дату придётся определять уже самим, на местности. По магнитным полям, температуре снаружи и составу местного воздуха этого не выяснишь.

— У нас с тобой есть два варианта, — Марфин нетерпеливо бегал взглядом по малоинформативным экранам. — Главный из них — дистанционная фиксация События.

— Мне лично больше нравится второй… — задумчиво продолжил Рубинштейн. — Контактная и личная. Ты этого не поймёшь, поскольку православный христианин, а вот я — ортодоксальный иудей, и под нами лежит древняя Палестина — земля обетованная всех евреев. Я хочу почувствовать её под своими стопами, я мечтал вдохнуть её священный воздух…

— Не боязно?.. — улыбнулся Марфин.

— Страшновато, как и всё новое. Это первый рейс подобного аппарата в начало ANNO DOMIHI. Первый пилотируемый рейс, — поправился Рубинштейн. — Все беспилотные зонды до нас просто сгинули во Времени, мы тоже попали сюда не без помех.

— А я бы просто снял всё на видео прямо из машины, — осторожно намекнул Марфин. — Никто ведь не требовал от нас подвигов с риском для жизни. Основное наше задание — документировать Начало…

— Ты можешь здесь остаться, — понял опасения коллеги Рубинштейн. — Если я не вернусь через сутки, ты улетишь домой один.

— А ты?.. — не понял Марфин.

— Убить меня тут не убьют, поскольку, вроде, не за что, а вот упечь для порядка в какой-нибудь зиндан вполне могут. До выяснения личности.

Марфин фыркнул.

— Странный у тебя, однако, юмор…

— Это не юмор, а рядовая рабочая версия, и, в случае реализации именно этого сценария, я запрещаю тебе вмешиваться в ход Истории. Кто-то из нас двоих обязан вернуться, иначе на автоматике аппарат опять канет в Бездну Времени. А спасательных операций, как ты знаешь, в таких случаях не предусматривалось…

— Знаю… — буркнул Марфин. — Подписывался под приговором добровольно.

Но, всё-таки, почему-то хочется оптимистических итогов.

— Это не смертельно, — напомнил Рубинштейн. — Сейчас здесь многие говорят на арамейском. Язык мы условно понимаем, а акцентом тут никого не удивишь. В случае чего допросят, побьют для порядка, но до прокуратора дело не дойдёт.

— Тебе так хочется рисковать?..

— Не в этом дело! — поморщился Рубинштейн. — Это моя прародина, и это мой единственный Шанс. Другого такого у меня уже не будет, учитывая принцип мономерности Времени. Одновременно попасть в одно и то же место в одно и то же время дважды в принципе невозможно, а события ДО и ПОСЛЕ уже не представляют для нас особого интереса.

Он ещё раз посмотрел на уже сделавший все свои расчетные дела курсограф.

— Ну, вот, с координатами мы, как будто, тоже определились. Это Палестина, точка высадки — в пяти километрах от Иерусалима, время года соответствует требуемому, а вот совместимы ли конкретные даты — нам следует уточнить.

Он решительно встал с кресла пилота.

— Итак, ты составишь мне компанию?..

— Ты меня убедил, — Марфин тоже встал. — Двум смертям не бывать, а прожить жизнь можно и в древней Палестине. С надеждой на прогресс науки Будущего, и возможный прилёт сюда наших потомков.

— Ты оптимист, однако, — усмехнулся Рубинштейн. — Плохо знающий основные постулаты своей науки…