Филип Дик: По образу и подобию Янси

Леон Зиплинг тяжело вздохнул и отодвинул от себя бумаги. Только он один из тысяч и тысяч сотрудников не выкладывался до конца. Все янсеры Каллисто работали изо всех сил — кроме него. Страх и краткие вспышки отчаяния заставили его позвонить Бэбсону.

— Алло, Бэбсон, — сказал Зиплинг хрипло, — я, кажется, завяз. Давайте прогоним весь гештальт до моего куска. Может, я попаду в ритм (тут Зиплинг через силу улыбнулся), в согласное гудение умов, так сказать.

Управляющий Бэбсон ненадолго задумался, потом с явной неохотой потянулся к переключателю.

— Зип, ты всех нас держишь. Твой ломтик должен быть интегрирован с дневной порцией к шести вечера, чтобы выйти на вещание по расписанию.

На экране во всю стену начала прокручиваться визуальная часть гештальта; Зиплинг уставился на него, избегая пронизывающего взгляда Бэбсона.

Как обычно, Джон Эдвард Янси появился перед экраном в трёхмерном изображении по пояс, повернувшись к зрителям вполоборота. Лет под шестьдесят, в выгоревшей рубашке с закатанными рукавами, открывающими загорелые волосатые руки. Лицо и шея, судя по всему, тоже редко бывают в тени. Открытая улыбка, лёгкий прищур от бьющего в глаза солнца. За спиной Янси — дворик с гаражом, лужайкой и цветочной клумбой, и белая пластиковая задняя стена его домика. Улыбается Зиплингу, словно вспотевший от жары и усталости сосед, решивший немного отдохнуть от газонокосилки и поболтать с ним о погоде, политике, общих друзьях…

— Вот что случилось, — сказал голос Янси из громкоговорителей на столе Зиплинга, — прошлым утром с моим внуком Ральфом. Вы уж, наверно, все знаете, что Ральф вечно приходит в школу за полчаса до звонка… любит, значит, сесть за парту раньше всех.

— Невтерпёж ему, — присвистнул за соседним столом Джо Пайнз.

— Ну так вот, — голос Янси звучал уверенно, невозмутимо, дружелюбно. Увидел Ральф белку на дорожке и остановился посмотреть.

Выражение лица Янси было столь правдоподобным, что Зиплинг готов был поверить в то, что он рассказывал. Казалось, он видел перед собой и белку, и светловолосого Ральфа, самого младшего члена семьи Янси, всем известного отпрыска всем известного сына самого известного — и любимого — человека на планете.

— Белка, — пояснил Янси, — собирала орехи. Ей-богу, вчера, в разгар лета, в середине июня, эта крохотная белочка, — он свёл руки вместе, как бы показывая размер, — собирала орехи к зиме.

Выражение его лица переменилось: радостное изумление уступило место серьёзной задумчивости. Голубые глаза потемнели (отличная работа с цветом), огрубели и стали внушительнее черты лица (аккуратная подмена трёхмерной модели), Янси как бы стал старше, серьёзнее, ответственнее. Дворик на заднем плане сменился грандиозным пейзажем, Янси теперь стоял, неколебимо, в окружении гор, ветров и густых лесов.

— И я подумал, — произнёс Янси, и голос его приобрёл глубину и неторопливость, — вот эта белка, откуда она знает, что придёт зима? Она трудится, собирает орехи, готовится к холодам, которых никогда не видела.

Зиплинг напрягся и постарался вжиться в роль; Джо Пайнз ухмыльнулся и дурашливо заорал: «Готовсь!»

— У белки есть вера, — голос Янси звучал торжественно. — Она ни разу в своей жизни не видела зиму. Но она знает, что зима наступит.

Губы его дёрнулись, рука пошла вверх… Но изображение остановилось, замерло, ни слова, ни звука; проповедь неожиданно оборвалась на середине.

— Ну вот и всё, — защёлкал по кнопкам Бэбсон. — Помогло?

Зиплинг пошуршал бумагами на столе.

— Нет, на самом деле не помогло, — признал он. — Но я… я что-нибудь придумаю.

— Надеюсь! — Бэбсон нахмурился, его прищуренные глазки, казалось, ещё уменьшились в размерах. — Что с тобой? Дома что-то не так?

— Всё в порядке, — Зиплинга прошиб пот. — Спасибо, всё в порядке.

Полупрозрачный призрак Янси висел перед экраном, силясь произнести следующее слово. Продолжение гештальта существовало только в воображении Зиплинга; надо было продумать слова и жесты Янси, приладить их к общему творению — он не доделал свою работу, и гештальт подвис, замороженный.

— Слушай, Зиплинг, — участливо сказал Джо Пайнз, — хочешь, доделаю за тебя сегодняшний ломтик? Отключись от гештальта, а я врублюсь вместо тебя.

— Спасибо, — выдавил из себя Зиплинг, — но никто кроме меня этого не сделает. Центральный ломоть, самый важный.

— Тебе б отдохнуть, отвлечься… Работаешь день и ночь…