Алла Калинина - По образу и подобию

— За стол, за стол, — торопила Мила, — садитесь же успеете наговориться, у меня картошка стынет.

Мы начали рассаживаться. Слева от меня оказался Володя, справа — какая-то молодая черноволосая женщина. Глаза у нее были широко распахнутые, светло-серые, обведенные черным. Она сама представилась мне.

— Привет, — сказала она. — Я твоя троюродная сестра. Понимаешь, наши деды были родные братья, твой отец и моя мать — уже двоюродные, а мы — троюродные. Это из-за меня сегодня весь переполох, знакомим две разные ветви семейства. Понимаешь, мы только недавно переехали в Москву…

Так вот в чем, оказывается, дело, а я-то думал, что это я здесь главная фигура, а вот получилось — вовсе нет, такой же гость, как и все, просто один из новеньких. А может быть, так и лучше?

Володя улыбался мне с другой стороны:

— Вы только не стесняйтесь, ладно? Что вам положить? Хотите студня? Мать его замечательно готовит. А вот это опята, из деревни, из собственного имения.

Я послушно кивал, вертел головой во все стороны, ждал, что будет дальше. Поднялась Мила.

— Тише, тише, — пыталась угомонить она расходившуюся публику. — Тише, дайте сказать! Ребята! Вот мы собрались сегодня с вами, конечно, не все, а все-таки достаточно народу, собрались, чтобы познакомиться, кто не знаком, потолкаться, поговорить, если есть охота. Никто никого не неволит. А началось все с Жорика, вот с него. Вы все про него знаете, не буду возвращаться к этой печальной истории, тем более что не в ней сейчас дело, а в том, что вот и мне тоже после встречи с ним захотелось покопаться в семейной истории, и пошло, и поехало. Оказывается, мы половины родственников своих даже и не знаем. Мы и решили, разве это не повод собраться? Вот такой случай. Так что давайте выпьем за эту удивительную семейную встречу.

Все выпили, загалдели, застучали вилками. Я с интересом осматривался вокруг. Здесь было много девушек, довольно симпатичных. Ах, сколько же я их встречал на своем веку! Наверное, попадались среди них и похожие на этих, но раньше-то я смотрел на них с совершенно другой, единственной точки зрения, с точки зрения молодого здорового мужика, разыскивающего себе возможную партнершу. Тогда у меня было только две оценки: «подходит» или «не подходит». И все, кто не годились мне для дальнейших игр, как бы вообще переставали существовать, они меня не интересовали. А поэтому я пропускал их мимо себя, не замечая, не задумываясь, и они уходили, уходили навсегда, неузнанными, неразгаданными, неоцененными. Черт возьми, хитрая это наука — общение. Значит, родственные связи предоставляют мне еще и такую удивительную возможность — узнать эти новые жизни бескорыстно, даже не для дружбы, просто так — для общения и сочувствия, для доброго застолья и памяти. Или, говоря иначе, родство само по себе и есть еще одна форма общения людей на земле, форма, прежде мне недоступная, а теперь возникшая из небытия. Но ведь именно эта форма и дает наибольший повод для размышлений, потому что у меня и моей родни были общие предки, следовательно, все мы были сотворены почти по одному плану, по их, наших предков, образу и подобию. Они — это просто еще один вариант меня самого, есть над чем задуматься! Я рассеянно прислушивался к разговору, рассеянно жевал что-то, пока мое внимание не привлекла моя соседка справа, я совсем забыл про нее.

— Слушай, а у тебя есть фотография твоего деда? — спросила она, доставая из сумочки увесистый завернутый в газету пакет. — Я тут для тебя собрала кое-что, можно будет потом переснять. Ты знаешь, когда мне Мила сказала, что ты собираешь историю семьи, я так обрадовалась, мне давно хотелось этим заняться, да все руки не доходили.

— А я, собственно, ничего и не собираю. Просто так получилось…

— Ну да, я же и говорю… Вот посмотри, это твой дед, а это мой…

Со старинных твердых картонных фотографий с вензелями и медалями смотрели на меня два молодых мужчины, оба плотные, осанистые, лобастые. У моего деда был умный пристальный взгляд, густые волосы, короткий тупой упрямый нос, маленькие светлые усики под ним, выпяченная вперед пухлая нижняя губа, лицо доброго увальня, но притом уверенного в себе и счастливого человека. Ее дед был немного другой, волосы темнее, усы лихо закручены кверху, и, может быть, от этого выражение лица более легкомысленное и веселое.

— Видишь, как они похожи!

Я ревниво рассматривал фотографии, да вовсе не так уж они и похожи, мой дед казался мне куда лучше. Я уже видел его фотографии прежде, но в другом, более зрелом возрасте, и, оказывается, дефицит оставался. Мне по-прежнему не хватало этого зрительного, такого простого и ясного образа, ведь из него вытекало так много, почти все.