Ивайло Петров - Избранное

Загорелый, точно бедуин, мой друг только что приехал с моря. Мы оба обрадовались неожиданной встрече.

В обед, когда вернулись в номер отдохнуть, Петко раскрыл большую картонную папку и стал показывать мне свои картины. Одна из них — не самая, впрочем, лучшая — произвела на меня какое-то особое впечатление. Представьте себе скалу, о которую разбиваются волны. На скале стоит молодой мужчина. Протянув руку куда-то, к чему-то, что нам не видно, он отчаянно кричит…

— Выстраданная работа! — сказал я, пользуясь языком художников.

— Этот дурак — я, — признался Петко. — Однажды вот так же кричал, точно сумасшедший…

Я записываю его рассказ без каких бы то ни было комментариев.

На берегу стояли два невзрачных домишки. В одном устроился я, в другом — пожилые муж и жена со своей внучкой. Я их сторонился, старался избегать знакомства, чтобы поработать, побыть в одиночестве в этом тихом, прелестном уголке. Но как-то раз, когда я отдыхал после обеда, читая роман, во дворе послышались шаги, а затем шум воды. Я выглянул в окно. Внучка стариков стояла у колонки босая, в купальнике.

— Я могу тут окунуться у вас? — спросила девушка. — У нас воды нет, вот и решилась вас побеспокоить…

— Пожалуйста, — ответил я, — мойтесь.

— Не помешаю?

— Нисколько.

Она хотела как будто еще что-то сказать, но я отошел от окна и углубился в чтение. После этого девушка протяжно, тоном избалованного ребенка крикнула:

— Иду-у! Бабушка, прекрати! Не заставляй меня повышать голос — я же беспокою товарища. Ах! — заговорила она потише, словно бы про себя. — Какие занудные старики! Умрешь тут со скуки. «Тони, Тони!..»

На следующий день я снова застал Тони — босую, в купальнике — у моей колонки. Смывая песок, прилипший к телу, она с неловкой, но трогательной грацией демонстрировала мне то свои плечи, то короткие, круглые и крепкие бедра. Ей было лет двадцать, наверное, и принадлежала она к тому типу, который мне никогда не нравился. Голова у нее была слишком большая и слеплена как-то по-мужски, и в лице тоже что-то подчеркнуто грубоватое — низкий плоский лоб, густые брови, слегка вздернутый нос, сплющенный по бокам, и твердые, нахально вырезанные губы. Может быть, в ее глазах — миндалевидных, слегка косящих — и было какое-то своеобразное очарование, но Тони не умела им пользоваться. Смотрела на меня в упор, не мигая, точно молодое животное.

Она встречалась мне повсюду и непременно находила повод заговорить. Чаще всего любопытствовала, что я нарисовал. Я показывал свои холсты и, не дослушав ее восхищенные возгласы, шел дальше. Позже она предлагала мне погулять вместе по берегу, просила научить ее плавать, а однажды принесла вдруг два кило помидоров из деревни. «Что он ест?» — подумала она, возможно, и купила помидоры и для своих, и для меня. Я хотел было заплатить, но девушка отказалась взять деньги, придав своему лицу выражение глубокой обиды.

Она была трогательна в своем желании приблизиться ко мне. Я понимал, что это жестоко — не уделить ей хоть каплю внимания. И однажды согласился выйти с нею погулять. Мы дошли до устья какой-то речушки и вернулись. Прогулка длилась всего час, но этого было вполне достаточно, чтобы Тони вообразила, будто теперь я наконец-то в ее распоряжении.

Ежедневно перед обедом я спускался на пляж. Заплывая далеко в море, кончиками пальцев я ощущал холод темных морских глубин, и меня охватывал непонятный страх. Я спешил к берегу. Там, на песке, ждала Тони. Я не знал, о чем с нею говорить. Думал о своих делах, смотрел туда, где морская ширь сливается с небом, — очень, очень далеко. Эта даль рождала во мне спокойное чувство отдохновения и мечты о чем-то неясном, недостижимом, прекрасном…

После обеда я начинал работать. Тони приходила ко мне, найдя какой-нибудь предлог, и оставалась у меня долгие часы. Я не люблю разговаривать во время работы, и девушка тихо сидела возле треноги, читала, иногда наводила порядок в моем жилище. Часто приносила мне гостинцы — что-нибудь вкусное, что готовила ее бабушка. Так изо дня в день я и привык к Тони, ничего при этом не испытывая. Она мне часто мешала, особенно когда я размышлял или когда хотел остаться наедине с собой, решая какую-нибудь трудную задачу у холста. Впрочем, позже я научился чувствовать себя в одиночестве, даже когда Тони была рядом…

Как-то утром она забежала ко мне и ушла, не попрощавшись.

Я люблю смотреть на море ранним утром, когда морская гладь так величественна в своем спокойствии, а в прозрачных ее глубинах трепещут, пробегая, точно по срезу стекла, багровые отблески восходящего солнца. Альбатросы взлетают с ближайших скал, кричат, словно малые дети, и лениво кружатся над пляжем. Я слушал шум их крыльев, смотрел на их черные, вытянутые назад ноги.