Велько Петрович - Избранное

В воображении стремительного туриста или человека, который познакомился с этой страной по красочным, глянцевым фотографиям и рекламным киножурналам, при слове «Югославия» возникают яркие, залитые солнцем балканские кручи, герцеговинские и черногорские скалы, зеленые склоны горных массивов Сербии и Боснии, альпийские луга Словении, чистые водопады Хорватии, синее южное небо и неправдоподобно синее, прозрачное море со множеством островов и заливов, с пальмами и сказочными городами по берегам…

Но поезд, простившись с венгерской Келеби и миновав югославскую Субботицу, мчится и мчится по бескрайней равнине, то бурой и черной (ранняя весна!), то нежно-зеленой, то золотой от созревшей пшеницы, спелой кукурузы и подсолнечника. Часами несется он по ровной Бачке, оставляя направо — нивы Бараньи, налево — плодородный Банат, а впереди уже улыбается нарядный Срем, где, словно островки среди моря, поднимутся холмы Фрушкой горы и снова до Савы, до Белграда будет простираться спокойная, молчаливая равнина.

Житница Югославии, Воеводина. Сюда, в голые степи, поросшие упрямым, неистребимым пыреем, в топи стоячих болот и трясин, устремлялись во времена жестокого оттоманского владычества непокорные горцы из южных балканских краев. Они переселялись сюда в лихие годины ратных поражений, после кровавых схваток с поработителями. Здесь, у южных границ Венгрии, они брали на себя сторожевую службу, создав посреди Европы своеобразную Запорожскую Сечь. Здесь, веками приспосабливаясь к новым условиям жизни, переселенцы покоряли землю, создавали прочное хозяйство, лелея и развивая идею народного единения, которую теперь уже приходилось защищать не только с оружием в руках — от турецких завоевателей, но и от новых посягательств со стороны Венгрии и Австрии, стремившихся денационализировать, прежде всего средствами экономического и духовного воздействия, население своих южных границ. В условиях постоянных сербско-венгерских противоречий, разжигаемых австрийской политикой «кнута и пряника», эти земледельцы и воины, скотоводы и виноделы рано ощутили интерес к политике. Именно здесь, в районе австро-венгерской Воеводины, в XVIII веке началось сербское национальное возрождение, родилась новая литература и живопись, возникли первые сербские школы и культурно-просветительные учреждения…

Всеми своими корнями, всем существом, складом мышления, всем сердцем был связан с Воеводиной известный югославский писатель, академик Велько Петрович. Он родился и позднее учился в бачкском Сомборе, всю жизнь был тесно связан с нынешним главным городом Воеводины Новым Садом, а свои ранние годы провел в прелестном городке, раскинувшемся на холмистых склонах Фрушкой горы вдоль Дуная — в Сремских Карловцах, который в XVIII веке был духовным и культурным центром австрийских сербов.

«Я, можно сказать, впервые увидел белый свет в Сремских Карловцах, — вспоминал писатель. — Мы поселились здесь, когда мне только сравнялся год. Этот городок был для меня не центром, не пупом земли, а целым миром. Здесь все было огромным, мощным, сильным, славным!» [1] «Дах живота». Београд, 1964, с. 198—199.

На маленькой центральной площади с красивым фонтаном посредине — здание первой сербской гимназии (быть выпускником Карловацкой гимназии — большая честь!), роскошные палаты патриаршего дворца, величественный собор со знаменитым иконостасом и колоколом Бимбо, звон которого, говорят, слышен во всем Среме, семинария, где учились многие деятели сербской культуры, а с площади разбегаются — вниз, к Дунаю, и вверх, по холмам и склонам, — уютные, одноэтажные улочки, где среди кажущегося однообразия глаз то и дело останавливается на изящной кованой решетке окна, затейливом дверном замке, узорном миниатюрном портале. А за каменными заборами — цветники и старые стены, увитые плющом и розами. И маленькие домики внутри оказываются огромными — со множеством комнат, уставленных тяжеловесной, старинной мебелью, со старинными серебряными подсвечниками и подносами, с толстыми кожаными переплетами старинных книг. Дети и внуки землепашцев, торговцев и виноделов нередко превращались здесь в книголюбов, писателей и историков, здесь создавалась потомственная национальная интеллигенция.