Шанель Клитон - Следующий год в Гаване

— Иисус…

— …уже очень давно не навещал Кубу, — подхватывает Луис.

Между нами воцаряется молчание.

Я просто не знаю, что сказать. Жизнь, которую он описывает, очень непохожа на мою собственную, и я чувствую себя неловко рядом с ним. Мне кажется, что все, что я сейчас скажу, прозвучит легкомысленно и поверхностно.

Я провела очень много времени, слушая рассказы моей бабушки и ее сестер о революции, но я так и не смогла понять, насколько плохо обстоят дела у тех, кто остался на Кубе. Мою семью волновало только, как революция повлияла на нашу жизнь, и мы почти не думали о том, как сейчас обстоят дела на родине.

Из рассказов Луиса следует, что на Кубе правят страх и продовольственный паек. Я же представляла себе Кубу иначе, но чем дольше я гуляю по улицам Гаваны, тем яснее вижу, насколько мои представления были далеки от реальности. Я приехала сюда в надежде узнать больше о своих корнях, но теперь я чувствую себя совсем потерянной.

Мы идем в сторону площади, которая, по словам Луиса, называется ла Рампа. Толпы людей стоят вокруг с включенными телефонами, их взгляды прикованы к экранам мобильников.

— Зона Wi-Fi, — объясняет Луис. — Одна из немногих в городе.

Мы проходим мимо кинотеатра и здания, в котором раньше находился отель «Хилтон» — после революции Фидель Кастро разместил там свою штаб-квартиру.

— Теперь тебе понятно, как живут здесь обычные кубинцы, — говорит Луис. — Старая Гавана — это прекрасно, но она ориентирована на туристов. А здесь совсем другая атмосфера.

Луис указывает на «Коппелию» — кафе-мороженое, ставшее знаменитым после революции благодаря Фиделю.

— Здесь всегда толпы людей, — произносит он, когда я комментирую размер очереди. — Кубинцам лучше других удается создавать очереди. Очередь за хлебом, очередь за бобами…

В его голосе звучит смех. Наверное, юмор — это единственное спасение при такой жизни.

— Ты, наверное, не умеешь долго ждать, — добавляет он, и я не могу понять, что именно он имеет в виду — мою жизнь в целом или мою семью в частности.

Как бы то ни было, он не ошибся в своем предположении. С тех пор как моя семья покинула Кубу, уровень ее жизни почти не изменился. Из-за Кастро моему прадеду пришлось пережить временные трудности, но он довольно быстро восстановил свою империю.

Какой была бы наша жизнь, если бы мы остались? Неужели я точно так же стояла бы здесь, на тротуаре, в очереди за едой? Была ли у моей семьи вообще возможность остаться, учитывая, что люди вроде нас воспринимались режимом Кастро как враги?

— Ты когда-нибудь задумывался о том, как могла бы сложиться твоя жизнь, если бы твоя семья уехала? — спрашиваю я Луиса.

— Когда я был моложе, то думал об этом часто. Сейчас уже намного реже. А какой в этом смысл? Я не стал бы тем, кем стал, если бы рос не здесь, не в это время и не в этом месте.

Несмотря на то что когда-то семьи наши были похожи, как бы я ни старалась сейчас найти что-то общее, пропасть, разделяющая нас, очевидна.

Я считаю себя кубинкой, но осознаю, что это не так. Я не могу понять, где я нахожусь. Я ожидала встречи с Кубой молодости моих бабушки и дедушки, но сейчас вижу, что я мечтала о встрече со страной, которой больше не существует.

Должно быть, всех мечтателей объединяет одно — мы не теряем надежду увидеть Кубу такой, какой ее видели наши бабушки и дедушки. Но этому не суждено случиться. Мы никогда не сможем к ней прикоснуться, и ее образ навсегда останется жив только в нашей памяти.

Мы — изгнанники. Нам остается только хранить память о потерянной и почти забытой Кубе.

День быстро клонится к закату, воздух становится прохладнее, солнце опускается все ниже и ниже. Я очень хочу поскорее вернуться домой и задать Анне вопросы, которые вертятся у меня в голове, но в то же время мне очень не хочется, чтобы этот день заканчивался. Мне так приятно общество Луиса, и, если не ошибаюсь, ему тоже нравится проводить со мной время. С каждым часом он кажется все более расслабленным, и его рассказы о Кубе становятся все более откровенными.

Есть еще одна сторона жизни, о которой мы не говорим, — то, как нас тянет друг к другу. С каждой секундой, с каждым вздохом расстояние между нами сокращается. Осознание этого искрится во мне, словно электричество. Я с трепетом ожидаю, когда наступит момент и наши губы в первый раз соприкоснутся. Это похоже на восторг, который мы испытываем, развернув рождественский подарок и поняв, что там именно то, чего мы хотели.