Грэм Грин - Наш человек в Гаване

Когда сочиняешь сказку, действие которой происходит в неведомом будущем, казалось бы, не нужно никого уверять, что между ее персонажами и живыми людьми нет ничего общего. И все же я хотел бы заявить, что ни один из этих персонажей не списан с натуры, что сегодня на Кубе нет такого полицейского офицера, как капитан Сегура, и уж, конечно, нет такого британского посла, как тот, которого я изобразил. Полагаю также, что не существует и начальника Секретной службы, похожего на вымышленный мною образ.

— Видите того негра, который идет по улице, — сказал доктор Гассельбахер, стоя у окна «Чудо-бара», — он напоминает мне вас, мистер Уормолд.

После пятнадцати лет дружбы он все еще добавлял «мистер» — в этом был весь доктор Гассельбахер: дружба нуждалась в такой же медленной и глубокой проверке, как и диагноз. Когда Уормолд будет при смерти и Гассельбахер придет пощупать его слабеющий пульс, тогда, может быть, он, наконец, станет для доктора Джимом.

Негр был слеп на один глаз; одна нога у него была короче другой; на голове — ветхая фетровая шляпа, а под рваной рубахой проступали ребра, словно у корабля, с которого ободрали обшивку. Он шел по краю тротуара, вдоль желто-розовой колоннады, под знойными лучами январского солнца, и считал шаги. Когда он миновал «Чудо-бар», он успел насчитать 1369. Ступал он медленно, чтобы хватало времени произносить такие длинные цифры. «Одна тысяча триста семьдесят». Негр был привычной фигурой возле Нэйшнел-сквер, где он иногда останавливался и переставал считать, чтобы сбыть какому-нибудь туристу пачку порнографических открыток. А потом снова продолжал свой счет. К концу дня он, словно непоседливый пассажир на трансатлантическом судне, знал с точностью до ярда, какой он сегодня сделал моцион.

— Я напоминаю вам Джо? — спросил Уормолд. — Не вижу никакого сходства. Если не считать, конечно, хромоты. — Тем не менее Уормолд инстинктивно взглянул на себя в зеркало с надписью «Cerveza tropical» [1], словно испугавшись, не стал ли он по дороге из своего магазина таким же дряхлым и черным, как Джо. Лицо, которое он там увидел, только немного посерело от строительной пыли, летевшей из порта; это было его лицо — озабоченное, исчерченное морщинами лицо сорокалетнего человека, правда, моложе, чем лицо доктора Гассельбахера, однако всякий с первого взгляда сказал бы, что эти глаза погаснут раньше, в них уже лежала тень, отпечаток тревог, которые не побороть никакими патентованными средствами. Негр проковылял мимо и скрылся за углом бульвара. В этот день тут было полно чистильщиков сапог.

— Я говорю не о хромоте. А вы не замечаете сходства?

— Нет.

— У него в жизни две задачи, — объяснил доктор Гассельбахер, — работать и считать. И он, к тому же, — англичанин.

— Но я все-таки не понимаю… — Уормолд освежил рот утренней порцией «дайкири» [2]. Семь минут ходьбы до «Чудо-бара»; еще семь минут на обратный путь; шесть минут на дружескую беседу. Он поглядел на часы и вспомнил, что они на минуту отстают.

— Я хотел сказать, что он — человек положительный, надежный, вот и все, — с раздражением ответил доктор Гассельбахер. — Как Милли?

— Великолепно, — сказал Уормолд. Это был его неизменный ответ, но вполне искренний.

— Семнадцатого ей будет семнадцать, а?

— Да. — Он кинул беспокойный взгляд через плечо, словно кто-то за ним гнался, и снова посмотрел на часы. — Придете распить с нами бутылочку?

— Не премину, как всегда, мистер Уормолд. Кто у вас будет еще?

— Да я думаю, никого, кроме нас троих. Ведь Купер уехал домой, бедняга Марло все еще в больнице, а Милли, мне кажется, не очень-то дружит с этой новой компанией из консульства. Вот я и думал, что мы посидим тихонько, в семейном кругу.

— Я очень польщен, что меня считают членом семьи, мистер Уормолд.

— Может, закажем столик в «Насьонале»? Или вы считаете, что это… не совсем прилично?

— Тут ведь не Англия и не Германия, мистер Уормолд. В тропиках девушки рано становятся взрослыми.

В доме напротив с треском распахнулись ставни, а потом стали раскачиваться от морского ветерка и хлопать — клик-клак! — как старинный маятник. Уормолд сказал:

— Мне пора.

— Пылесосы обойдутся без вас, мистер Уормолд.

Это был день горьких истин.

— Как и мои пациенты без меня, — добавил доктор добродушно.