Хербьёрг Вассму - Седьмая встреча

— Да-да. Я понимаю, зачем ты прислал мне книгу о магии живописи. И понимаю, что ты восхищаешься лордом Генри. — Она отметила, что на лице АГ появилось самодовольное выражение, и продолжала: — Остроумие Оскара Уайльда — это большой дар. Но мне его жалко. Ведь со временем история его жизни превзошла всё, сочиненное им. Если Шиле угодил в тюрьму из-за своего искусства, Уайльд попал туда из-за своего образа жизни.

— Так ты читала о нем? Значит, его книга все-таки не оставила тебя равнодушной? Неплохо. Ты быстро учишься. — Он милостиво кивнул ей и соединил кончики пальцев. — Уайльд умер в Париже, если не ошибаюсь?

— Да. В маленьком отеле на левом берегу Сены.

— Это напомнило мне об одной вещи. Мне бы хотелось, чтобы ты съездила в Париж, за счет галереи. Сделай передышку, понаслаждайся искусством. К сожалению, мне самому надо лететь в Нью-Йорк. Можешь пожить там в отеле Оскара Уайльда.

Расстегнутые манжеты обнажали сильные запястья.

После напряженной работы в Нью-Йорке у Руфи завязались приятельские отношения с несколькими художниками, с которыми она там познакомилась. У нее было еще много работы, но один веселый вечер и ужин с вином заставил ее взглянуть на мир новыми глазами.

Она обещала себе, что после выставки поедет в Осло. Может быть, туда приедет и Тур. Они не виделись уже несколько месяцев.

Утром на другой день АГ без предупреждения пришел к ней в мастерскую. Она думала, что он занят устройством выставки другого художника, и совсем забыла о нем. Он разразился упреками: почему вчера вечером она не ответила на его телефонный звонок.

— Меня не было дома, — равнодушно ответила она.

— Ты забыла, что готовишься к большой выставке? У тебя нет времени шататься по городу и заниматься ерундой.

— Я достаточно взрослая, чтобы отвечать за свои поступки, — сказала она.

Глаза у него потемнели.

Кажется, пришло время нам расстаться, подумала Руфь. Но ей хотелось разойтись мирно. Кроме того, эта выставка… Она зависит от него.

В следующие дни Руфь заметила, что у нее часто меняется настроение. От робости до эйфории. Это напугало ее, и она с головой ушла в работу. Писала, видя в живописи единственное спасение.

После возвращения в Берлин Руфь однажды целый день просидела в галерее в ожидании, когда АГ освободится от разговоров по телефону. Секретарша куда-то вышла, и она случайно увидела папку с собственными договорами и контрактами. Она открыла папку и стала наугад листать документы.

Неожиданно она наткнулась на приглашение выставиться в Осло в самой известной галерее. Письмо было написано три месяца тому назад. Руфь охватило незнакомое чувство. Не бешенства, нет, скорее, тревоги. Сильной тревоги. Когда АГ кончил говорить по телефону, она с бьющимся сердцем показала ему это письмо.

— Почему ты ничего не сказал мне о приглашении из Осло?

— Оно не представляет никакого интереса, — небрежно ответил он, не глядя на нее.

— Для меня представляет, и очень большой, — сердито сказала она.

— Сядь! — надменно приказал он.

— Ты должен был ответить, что я согласна!

— Тебе не справиться с двумя выставками в один год, а выставка в Париже осенью восемьдесят четвертого более важна, чем выставка в Осло.

— Как ты смел скрыть это от меня? Решить все от моего имени? Ты знал, что я готова многим пожертвовать ради выставки в Осло, — зло сказала Руфь, схватила трубку и набрала номер телефона, указанного в письме.

Как ни странно, АГ не пытался остановить ее, он отвернулся и достал что-то с полки у себя за спиной.

Она говорила недолго, но четко и ясно. Поблагодарила за приглашение, согласилась принять его и извинилась, что так долго не отвечала.

— Очень глупо, это означает, что ты будешь не жить, а только работать, — спокойно сказал он.

Она не ответила, попрощалась и ушла.

Следующие две недели она его не видела. Потом он позвонил ей и сказал, что ему удалось перенести выставку в Париже на февраль следующего года.

Очевидно, он забыл, что они поссорились, и постепенно все вошло в прежнюю колею.

Душным августовским вечером 1984 года Руфь надела вечернее платье, чтобы идти с АГ в оперу — они хотели отпраздновать десятилетие ее жизни в Берлине.

Зазвонил телефон.

Руфь не сразу узнала голос Мерете, взволнованный и резкий. И не сразу поняла, о чем Мерете толкует ей.

— Тур на большой скорости врезался на моторке в прибрежные камни. Уве повез его в больницу. Да, это очень серьезно. Его выбросило из лодки.