Марианна и Эдель предложили попозже заняться наследством и дележом имущества. Горм был не против. Марианна позаботилась, чтобы Ольга уехала к своим родственникам: ей, как она говорила, хочется прийти в себя. Против этого Горм тоже не возражал. Но его удивило, когда Марианна сказала, что хочет задержаться на несколько дней без мужа и детей, чтобы разобрать материнские вещи. Эдель это как будто задело, но она от своих планов не отказалась: ей нужно было как можно скорее вернуться в Осло.
Когда все разъехались, Горм, давно запустивший все дела, остался в конторе до позднего вечера. Вернувшись домой, он застал Марианну в комнате матери. Дверь была открыта, и он заглянул к ней.
— Пойдем куда-нибудь поедим? — предложил он.
Марианна стояла возле секретера и читала какие-то старые письма. Она подняла голову, и Горм увидел, что она плачет. Он подошел к ней, пытаясь придумать слова утешения.
Неожиданно она обхватила его за шею.
— Она была так несчастна… Всю свою жизнь. Поэтому мы и выросли такими. Ты никогда не думал об этом? А теперь пришла моя очередь.
— Давай сядем? — пробормотал он.
Марианна цеплялась за него. Тискала, обнимала. Упала перед ним на колени и обхватила руками его ноги.
Она говорит о матери, а думает о себе, подумал он.
Он склонился над ней. Хотел поднять ее. Но не сделал этого. А опустился на ковер рядом с ней. Уткнулся лицом ей в грудь и замер, ее дыхание легонько хлестало его по лицу.
— Пожалей меня, поиграй со мной! — прошептала она. Странное воспоминание из детства защекотало ему ноздри. Он смотрел в ее вдруг изменившееся лицо.
— Идем! — хрипло сказал он и сдернул резинку, удерживающую ее волосы. Маленькую фиолетовую резинку.
Она позволила увести себя. Они опять были маленькие и играли в прятки. Где-то был тот, кто должен их найти. Мать или Эдель. Может быть, отец. Но они спрятались в чулане под лестницей, ведущей на второй этаж. Горм всегда прятался там. Или там пряталась она? Во всяком случае, когда искала Эдель, он нырял в темноту чулана и прятался там. Так ему нравилось. И она это знала.
Теперь в чулане было не столько обуви, как раньше. Но сохранился пыльный, холодный запах гуталина, воска и старой верхней одежды. Они забрались туда и, обнявшись, тесно прижались друг к другу. Их взрослые тела сжались. В конце концов они упали друг на друга.
— Ты только не умирай, — шептала Марианна и гладила его лицо и шею.
От темноты все сделалось нереальным. Перестало быть опасным, потому что было ненастоящим. Даже мысли.
— В один прекрасный день мы можем умереть вместе, — услышал Горм чей-то голос.
Их окружала безмолвная темнота. Они снова были детьми.
* * *
Однажды в сентябре Горм проснулся в «Гранд Отеле» в Осло и не мог никак вспомнить свой сон, но как-то он был связан со смертью и оставил после себя чувство, что теперь уже все неважно. Все предопределено заранее. Не нужно ни о чем заботиться, потому что все напрасно.
Возможно, он привез это чувство с собой из дома, потому что Илсе не захотела с ним поехать. Сначала она даже согласилась, но вечером накануне отъезда позвонила ему и объяснила, что у нее нет времени на такую поездку. Он не стал переубеждать ее, только сказал, что им могло бы быть хорошо вместе.
Может, во всем был виноват образ жизни, к которому они привыкли? Может быть, это он не способен на более тесные отношения? Ведь обычно они его ни к чему не обязывали. И вместе с тем, его не покидало чувство, что жизнь проходит мимо, а он мерзнет в одиночестве.
Горм принял душ и позвонил Турид, чтобы сказать, что ему хотелось бы повидаться с Сири. Если ей это подходит. Слова «если ей это подходит» он всегда произносил отцовским тоном. Он давно заметил, как разные люди в разных случаях реагируют на такой тон. Этот урок он усвоил лучше всего.
Иногда, играя эту роль, он презирал сам себя. Но чаще даже не думал об этом. Потому что властный тон, который он перенял у отца, действовал безотказно.
К телефону подошла Сири. Голос у нее был веселый.
— Бери такси и приезжай в «Гранд», я встречу тебя у входа и расплачусь. Договорились?
— Договорились! Я выезжаю.
Горм растрогался, увидев дочь. Ей было одиннадцать лет, и она принарядилась ради него. Он хотел сказать, что ей идет красный цвет, но отложил это, пока они не усядутся. Потом — пока не закажут пиво и колу. Как вообще отцы говорят такие слова?
Вместо этого он спросил, как у нее дела в школе и не хочет ли она на Рождество приехать домой, на Север. И спохватился: он понял, что она более или менее терпеливо отвечает ему, когда он при встречах задает ей одни и те же вопросы.
Читать дальше