Владимир Файнберг - Навстречу Нике

Так и случилось. Но она оказалась сущим ангелом. Я, как обычно, сидел у столика, положив стянутую резиновым жгутом оголённую руку на специальную подушечку, отвернув голову в сторону, чтобы не видеть. Ибо, скажу тебе прямо: я не трус, но за секунду до того, как игла или ланцет вонзится в тело, всё равно, моё или тем более чьё–то другое, готов упасть в обморок. Свою боль ещё терплю, но зрелище чужого страдания хуже любой пытки.

В тот миг, когда оказалось, что ангелица безболезненно сделала своё дело и, поставив полную пробирку тёмной венозной крови в штатив, снимает жгут, из коридора донёсся твой вопль.

Прости меня, моя истинная кровиночка! Только сумасшедший мог притащить тебя в эту юдоль скорби, в этот бесконечный, грязный коридор, по которому взад–вперёд бесцельно ковыляют остриженные наголо, облучённые, прошедшие химиотерапию бедолаги с различными болезнями крови, костного мозга… И доктор моя не могла с тобою остаться, у неё, как всегда, ежеутренняя часовая конференция.

Целую, утираю со щёк твои слёзы, успокаиваю, как могу. Даже заискиваю:

— Хочешь, после больницы отправимся в пятью–шествие? – это одно из наших, только наших словечек. – А после, когда устанем, зайдём перекусить в «Макдональдс»? Помнишь, как с тобой и мамой были в «Макдональдсе»?

— Да. Хочу. А куда мы будем пятью–шествовать? В Турцию?

— Нет. Турция далеко.

— Тогда в Зоопарк!

— В Зоопарке холодно. Все звери спят. Хочешь на Красную площадь?

— А потом в «Макдональдс»!

— Договорились!

Так, успокаиваясь, идём в другой конец того же коридора, где у окна за столиком со штативами сидит другая лаборантка. Здесь я тоже должен сдать кровь, но уже из пальца. Почему это делается не в процедурной, непонятно. Движется очередь больных в пижамах и халатах из расположенных вдоль всего коридора палат. Судя по одежде, присутствуют и такие же приходящие, так называемые «амбулаторные» больные, как я.

То, что тебе всё–таки пришлось увидеть, как у меня берут кровь из пальца – не самое страшное. Бывает, эту процедуру со мной проделывает дома медсестра из поликлиники.

Страшно стало, когда с противоположной стороны коридора распахнулась дверь больничной палаты, и оттуда с криком: «Врача! Скорей! Человек подыхает!» – выбежал остриженный ёжиком парень в тренировочном костюме. Забегавшие туда–сюда санитарки, врачи, реаниматоры со своими приборами и шлангами выставили из палаты всех остальных пациентов. Ты опять начала плакать, кричать: «Хочу к маме! Хочу домой!»

…Навстречу уже бежала по коридору наша доктор Л. Р. В первый момент ты не узнала её, тоненькую, светловолосую в белом халате. А узнав, кинулась к ней на руки.

Лифтом спустились мы на мрачный, похожий на подземелье первый этаж, где в кабинетах я смог чуть перевести дыхание, подвергаясь рентгеновскому обследованию и компьютерной томографии. Надеялся, что и ты успокаиваешься, прижавшись к доброй Л. Р. или сидя у неё на руках.

Конечно же, было безумием ехать сюда вместе с тобой. Вообще, жалел, что согласился на эти исследования. Не ждал от их результатов ничего хорошего. Боялся, что в лучшем случае моя доктор и профессор Андреева заставят снова принимать гормональные препараты. А в худшем – лечь в одну из этих палат, где умирают…. Тем более, летом в Турции я, конечно, не особенно берёгся, с удовольствием подвергал себя запретному солнечному облучению, когда плыл в море или сидел в кофейне на острове Родос. Л. Р. хотела проводить нас до машины. Но у раздевалки ты вдруг твердо заявила:

— Папа будет держаться за меня.

— Вот так! – сказала Л. Р. Она наклонилась, поцеловала тебя, потом заодно и меня. – Все результаты будут во вторник на следующей неделе. Я позвоню.

Мы с тобой шли больничным двором к выходу на улицу. Я делал вид, что придерживаюсь за капюшон твоего комбинезончика, а другой рукой опирался на лишённую резинового наконечника палку.

Солнечного утра как не бывало. С потускневшего неба сеялся колючий снежок. Я думал о том, что до вторника ждать придётся целых четыре дня… Как под дулом пистолета. Уже не хотелось ехать ни на Красную площадь, ни в «Макдональдс».

Но не тут–то было! Едва мы сели в притормознувшую чёрную иномарку, ты спросила:

— А почему площадь красная?

— Подкиньте нас к Красной площади, – попросил я водителя, быстро подсчитывая свои капиталы. Должно было хватить, чтобы расплатиться за поездку, за скромное посещение «Макдональдса». Но обратно уже пришлось бы тащиться на метро, а там пешком до дома, до подъезда.