Владимир Файнберг - Навстречу Нике

Будто из этой чепухи могло получиться что–нибудь хорошее!

Я стал несчастен.

Не раз вспоминал, как однажды в Москве после выступления перед первокурсниками педагогического института, спросил у одной из девушек, которая попросила поставить автограф на книге стихов:

— Ну, вот, вы прошли огромный конкурс, учитесь. Счастливы?

— Нет, – сказала она. – Для меня каторга каждый день ходить на лекции. Не хочу быть учительницей, боюсь детей…

— Зачем же вы поступили сюда?

— Родители заставили. Папа и мама – учителя. Бабушка тоже была учительницей.

— А чем бы вы хотели заниматься?

— Люблю шить. Обшиваю всех подруг. Если бы меня оставили за швейной машинкой, если бы работать где–нибудь в ателье…

Я жил в Минске на командировочные, регулярно отсылал зарплату семье, таскался на съёмки. Давно понял, что занимаюсь не своим делом. Но всё–таки нужно было доснять дипломный фильм. Бес честолюбия нашёптывал: «Это просто плохой сценарий. Будешь потом сам хозяином положения, будешь снимать сам, один. Ни от кого не зависеть… Терпи!»

Дотерпелся я до того, что, когда, к моему удивлению, фильм был успешно сдан, что, когда мы с сорежиссёром получили по синенькой книжечке диплома, удостоверяющего о том, что мы что ни на есть настоящие кинорежиссёры, и были приняты на работу в Останкино в телеобъединение «Экран», меня как–то зазвал в гости какой–то рослый пожилой человек, присутствовавший на одном из первых просмотров.

— Вы сняли фильм о моей молодости, – сказал он. – Я – участник испанской войны, военный лётчик.

— Почему вы пригласили меня одного, без сорежиссёра?

— Читал ваши стихи, знаю, что вы – член Союза писателей. Кстати, я тоже писатель, документалист. Хотите покажу фотографии времён войны с франкистами?

Он доставал из конвертов пожелтевшие снимки. На аэродромах у самолётов с пропеллерами, в окопах среди бойцов интербригад, пирующего в ресторанчике с белозубыми парнями, перетянутыми портупеями, всюду можно было узнать его – рослого, ещё не седого, как теперь.

— Дважды пытался вступить в Союз писателей. Не принимают. Считается, что большинство из советских, кто был тогда на испанской войне – чекисты.

— Считается, или на самом деле?

— У меня на лацкане пиджака рядом с орденскими планками есть знак «Почётный чекист». Я этого не скрываю. Встаньте, пожалуйста, подойдите сюда, – он подвёл меня к стене, где в рамочке висела фотография какого–то усатого господина в шляпе, стоящего возле автомобиля на фоне ярко освещённой солнцем глухой бетонной ограды.

— Кто это?

— Я! В данном случае – как бы мексиканский миллионер, путешествующий по Соединённым Штатам… За стеной – Лос–Аламос, секретный центр по производству атомной бомбы.

— Понятно. А это кто с вами на фотографии рядом?

— Мы с моим другом Сентэксом, когда он приезжал в Москву в тридцать седьмом. Да–да, с Сент Экзюпери. Тоже был писателем и лётчиком… Сейчас не все знают об этом визите… Я по дружбе называл его просто – Сентэкс. Показывал ему улицу Горького, Красную площадь…

— Вы же в тридцать седьмом сражались в Испании!

— Не всё время. С перерывами. Знаете что, не могли бы вы дать мне рекомендацию в Союз? – он всучил заранее приготовленную папку со своими журнальными публикациями, толстую рукопись.

Ника! Бог знает, о чём безмолвно молит наше сердце. В тот вечер, когда я пришёл домой, жена с напускной весёлостью прокричала мне в лицо:

— Пока получал свои удовольствия в Минске, шлялся здесь неизвестно где, я познакомилась с одним человеком! Короче, завтра же ухожу от тебя! Требую развода, размена квартиры. И все вещи разделим. Через суд!

«Спасибо Тебе, Господи, что разрубил этот узел…» – шептали мои губы ночью, когда я в одиночестве листал за кухонным столом принесённую с собой рукопись. Она оказалась бездарной. Пропитана неуловимым налётом чего–то ёрзкого. Лжи.

Ни о каких слонах, сколько помнится, мы с тобой в последнее время не разговаривали.

Сегодня, воскресным днём, когда, приготовив фарш для котлет, Марина уехала на базар, чтобы набить на неделю холодильник продуктами, мы с тобой решили устроить ей сюрприз – приготовить обед, накрыть стол.

Сначала ты с безопасного расстояния от плиты внимательно наблюдала за тем, как я формирую из фарша котлеты, обваливаю их в панировочных сухарях, жарю на сковороде. Потом я помог тебе забраться на стул, положил перед тобой деревянную доску с помидорами и огурцами, не без опаски вручил ножик.