Владимир Файнберг - Навстречу Нике

…В общем–то, это были чужие люди. Казалось бы, что мне до этой трагедии? Но меня пришибло. При всём том, что моя семейная жизнь сложилась несчастливо, я понял – никогда по собственной воле не оставлю свою жену. Не знаю, поймёшь ли ты меня.

Вскоре в Ленинграде грянула новая беда.

Старшая дочка моего приятеля поступила учиться в художественное училище. Первокурсники ещё не успели толком познакомиться друг с другом, когда на первом же собрании начальство поставило вопрос об исключении из комсомола, а значит, и из училища, какого–то паренька, проболтавшегося о том, что слушает по радио «Голос Америки».

Студенты наперебой клеймили слушателя «вражьих голосов». Семнадцатилетняя девочка поднялась со своего места, со слезами на глазах спросила: «За что вы его травите? Ведь он ни в чём не виноват». И тут какая–то злобная тварь крикнула: «Она его защищает, потому что он с ней живёт!»

Девочка вышла из зала, пришла к своему дому, поднялась по ступенькам к своему четвёртому этажу. Была весна. На лестничной клетке было распахнуто окно. Она влезла на подоконник и бросилась вниз. Разбилась.

Отец перевёз её в Москву, в клинику спинномозговых травм.

Мы сидели рядом в палате у постели парализованной девушки. Казалось странным, что поседевший, убитый горем приятель не чувствовал никакой связи между своей изменой, самоубийством жены и этой катастрофой.

Но ведь и для меня понятие греха, его неминуемых последствий было до тех пор неведомо. Я вспомнил о пьянице на земснаряде, убитом разрядом электротока… Но за что могла быть зарезана Наташа на Шикотане?

Некому было задать эти вопросы. Я нашёл в секретере и выкинул коробочку с запонками.

Приятель не мог всё время оставаться в Москве. Теперь я один навещал благодарно улыбающуюся мне навстречу больную. Принёс ей акварельные краски, альбом, массировал пальцы, чтобы хоть как–нибудь могла держать кисточку. Приволок проигрыватель с пластинками. Ей нравилась музыка Моцарта, печальные песни Анны Герман.

Сидя в просмотровом зале или на лекциях, боялся, что некому подать ей стакан воды, перевернуть пластинку. В палате лежали такие же бездвижные больные.

Через несколько месяцев она скончалась.

На одной из полок, в плотной шеренге наших книг втиснут буклетик с посмертной выставки акварельных работ юной художницы. По общему признанию, талантливых. Погляди!

Между тем, учёба на курсах кончилась. Необходимо было снимать дипломный фильм. Мой руководитель – кинорежиссёр Марлен Хуциев сказал:

— Володя! Все ваши замыслы не реальны… На минской киностудии залежался давно уже купленный ими сценарий. Слабый. Но иной возможности снять диплом в ближайшие годы не будет! Поэтому не делайте трагическое лицо, езжайте в Минск, на пару с другим нашим выпускником принимайтесь за дело.

Сценарий действительно оказался дурной. При этом я был рад поводу надолго уехать из тяжёлой семейной атмосферы моего дома.

Перед самым отъездом меня занесло в пресловутый Дом на набережной, в гости к директору Института теоретической физики, слывшему покровителем диссидентов и писателей.

Весь вечер я читал стихи. Меня обласкали. Жена хозяина – дочь легендарного командира Красной Армии Щорса угостила «щорсовкой», самогоном собственного изготовления.

— Скажите, пожалуйста, как вы думаете, что значат все эти расплодившиеся рукописи о йоге, о духовном целительстве? Недавно умерла знакомая девочка. Врачи не смогли ей помочь…

— Чушь! Нет и быть не может никакого духовного целительства.

— Ну, хорошо. Вот вы, физик, имеющий дело с элементарными частицами, допускаете вы существование мира невидимого с нашего плана бытия? Ангелов, о которых говорит Евангелие?

— Слушайте, кто вам морочит голову?

— Ладно. Тогда последний вопрос: сколько лет ещё продлится в нашей стране эта вонючая власть, унижающая людей?

— Лет?! Империя Чингисхана существовала столетия! Никаких перемен ни при вашей, ни тем более при моей жизни не будет.

Только задремал после бессонной ночи. Слышу приближающийся топоток – топ–топ–топ… Влезаешь с торца тахты в своей голубенькой пижамке. Глаза полузакрыты, ещё спят. Упорно продвигаешься, локоны закрывают часть лица. Чудесно пахнет детским тельцем.

Отодвигаюсь на край постели и прикрываю тебя одеялом.

— Ника, зачем ты так рано встала?

— Я сегодня не Ника, а щеночек.

— Щеночек, поспи. Слышишь, мама ещё принимает душ? Поспи.