Григорий Кирилюк: Бывальщина пограничника Гривы

Перед Гривой пограничная река Збруч.

Кусты ивняка шепчутся над водой. Плещет мелкая волна о берег, об острые камни, о мохнатые корни.

За спиной Гордея — склон горы с молодым леском, маленькой березкой у заставы и — большая–большая Отчизна…

Вдруг в Збруче — бовть… бовть… бовть…

Точнехонько так, будто это люди переходят реку вброд.

Бовть… бовть… бовть…

«Кто это там бултыхается?» — спрашивает у себя Грива и осторожно переводит курок затвора с предохранителя на боевой взвод. До звона в ушах прислушивается.

Корова? Что ей тут делать в эту пору? Рыба? Но ведь она скидывается, а это — бовть… бовть… бовть… Кто же тогда?

Поднявшись на локти и опираясь на них, Грива бесшумно ползет в высокой траве. Вот и река блеснула холодным серебром. И вдруг совсем рядом — бовть… бовть… бовть..

«Шпион!» — пронеслось в Гордеевой голове.

Спина холодеет, как будто кто–то натирает ее мятой. Картуз почему–то то и дело цепляется за ветки ивняка. Нет дождя, не летят брызги с реки, а с лица Гривы катятся мокрые горошинки…

Шпион болтается, а на берег не вылезает.

«Ага, — соображает Грива, — выжидаешь, прислушиваешься. И я замру. Подожду».

Нарушитель не вылезает, сидит в воде. Но ведь он явно коснулся советской земли! Может, дать команду: «Стой! Руки вверх!» Глупости. Он услышит голос и развернется назад, растает в темноте.

— Хорошо, — шепчет себе Грива. — Буду бить на звук. Будь что будет… Хоть бы немного показался…

И невидимый нарушитель границы, словно услышав просьбу Гордея Гривы, высунул из–за куста свою чернее ночи шапку. Тогда Грива — ба–ба–бах!

Язычок пламени на мгновение осветил воду, мерцающие кусты.

А эхо выстрела резво покатилось к заставе. Вскорости там взлетела вверх зеленая ракета — знак того, что сейчас прибудет тревожная группа.

Гордей зайцем прыгнул от куста, из–под которого стрельнул по шпиону, затаился в травке. Прислушивается.

Бултыхание прекратилась. Только кусты ракитника испуганно шепчут над водой.

Спустя несколько минут над самым ухом Гордея послышался тихий шепот старшего тревожной группы:

— В кого стреляли, товарищ командир?

— Шпиона убил! — непослушно отвечает язык Гордея.

— А где же он?

— В воде под кустом… Ищите. Ос–с–торожно. Не выглядывайте. Может, он живой, притаился…

— Знаем, — отвечает старший тревожной группы и тыкает долгим штыком своей винтовки. — Ну да, что–то мягкое. Зац–ц–цепилось!..

Грива помогает вытащить на берег то мягкое и тяжелое. Вытащили. Посмотрели. И старший саркастично пхекнул:

— Выдра… да еще с рыбой в зубах.

— Тьху на тебя, проклятая! — со зла плюнул Гордей.

С тех пор Гордея на заставе пограничники в шутку назвали Выдрой. Бывало, соберутся покурить, расспрашивают друг друга:

— Ты сегодня в «секрете» был с Никитиным?

— Нет. С Выдрой.

Что и говорить, невесело было на душе у младшего командира Гривы…

Лес. Знакомая извивистая тропинка. Грива идет в дневной дозор. Не к Збручу, а на высокий холм. Западная сторона холма скалистая. Когда–то тут добывали камень, рвали его пороховыми зарядами. С тех пор остались только выемки с террасами.

С холма дозорному далеко видно вдоль границы направо и налево. Внизу под холмом течет Збруч. За рекой — пологий берег, лесок, польская сторожка. В ней живут солдаты, по–польски — жовниры. Они охраняют границу со своей стороны.

Красивый, волшебный пейзаж.

Вот только пан Злочек и ксендз портят его своими противными фигурами.

Посылая Гордея в дозор, начальник заставы приказывал:

— Следите за двором пана Злочека. К нему почему–то зачастили черные автомобили. Может, там…

— Резиденция, — отвечает Грива.

Начальник молча кивает головой.

Итак, задумавшись, идет себе Грива тропинкой между молодыми берестами, дубками, елками. Присматривается, прислушивается, сбивает сапогами утреннюю росу на травах. Ему припомнилось, как он с напарником возвращался этой тропинкой на заставу в первый день пребывания на настоящей, а не на учебной границе. Зашел в канцелярию, а начальник спрашивает:

— Докладывайте, командир отделения Грива, что видели на границе!

Грива и выпалил:

— Ничего, товарищ начальник!

— Вы идите, Hикитин, — обратился начальник к напарнику Гривы, — а вы, Грива, останьтесь.

Стоить Грива посереди канцелярии и ничегошеньки не может сообразить. Начальник сел за стол, медленно снял фуражку, засунул пальцы в черные густые волосы и наклонил голову на руки. Молчит. И Грива ни пары с уст. Так они помолчали какую–то минуту, потом начальник потер ладонями обветренное, загоревшее лицо, посмотрел укоризненно на младшего командира и удрученно сказал: