Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

— Выгонят — ко мне приходи. Всегда пожалуйста, — гостеприимно звал дядя Коля.

Денег, вырученных от продажи Асиных платьев и двух пар белья, хватило на несколько дней пьяной кутерьмы.

В тяжком похмелье пришел неизбежный вопрос — ну, и что дальше? Не оставаться же у дяди Коли.

Трезвея и мучась раскаянием, чувствуя, что теряет в жизни все точки опоры, Виктор Дмитриевич не представлял, как вернется домой. Один выход: набраться мужества и, как угодно, вымолить прощение. Должны же простить и на этот раз. Надо только попросить как следует. И это слово будет последнее, настоящее.

Брыкин предложил сопровождать его, помочь уговорить Асю. Но Виктор отказался и поздно вечером ушел один.

Взойдя на крыльцо, долго стоял около дверей. В безмолвии ночных деревьев ощущалась тихая тревога, словно перед близкой грозой. Рука не поднималась нажать кнопку звонка. Потом он все же позвонил.

Приоткрыв дверь на цепочку, Прасковья Степановна, ничего не слушая, заявила, что не пустит его домой:

— Иди куда хочешь. Ася подает в суд.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Начинались белые ночи.

У гребной базы допоздна слышался плеск воды под быстрыми веслами. С волейбольной площадки долетали отрывистые судейские свистки.

В парке на Елагином острове за полночь шумели народные гулянья. С мягким треском рвались высоко над водой хвостатые ракеты. Влажными порывами накатывался с залива тяжелый морской ветер, сердито разгоняя редкие и по-летнему ленивые облака. Сизовато-серая, мерцающая река при вспышках ракет окрашивалась красными, желтыми, зелеными скользящими отсветами.

Зацветала сирень. Ася неподвижно сидела у раскрытого окна, прислушиваясь к глухим звукам гулянья на другом берегу.

Какой-то дикой нелепостью представлялось, что в этой же самой жизни, где слышатся молодые голоса, прокладываются в степи каналы и строятся новые города, — человек безволен перед страшной привычкой, спивается, крадет вещи, мучает и людей и себя...

Вот уже и выполнены все утомительные формальности. Оплачен гербовый сбор. Подано заявление. В вечерней газете, среди извещений о новых спектаклях, концертах, защитах диссертаций, подписке на книги и журналы, продаже цветов и путевок на курорты, опубликовано сегодня и Асино объявление о разводе — там, где ставят извещения о смерти, в самом низу, под предложением бесплатно вывозить шлак с фабричной территории.

Решиться на окончательный разрыв было не так просто. Но Ася слишком устала от своего долготерпения и сдалась... Иссякли последние надежды. Потеряна вера в человека. Нет веры, нет больше сил. Еще один раз вытерпеть позор — и конец.

Накануне суда. Ася заколебалась: не толкнет ли это Виктора окончательно в пропасть? Но Прасковья Степановна решительно восстала:

— Пусть ест из того корыта, из которого хотел. Хлебнет — узнает, почем фунт лиха... Надо же тебе, наконец, и о себе подумать...

Несколько раз она находила Виктора в пивных, заставляла расписываться на повестках.

В суд Виктор Дмитриевич не являлся, утверждая, что поступает так из доброго отношения к Асе: не хочет окончательно позорить ее своим безобразным видом — в лохмотьях, с опухшим от водки лицом и осипшим голосом. Но он просто боялся пойти в суд, В нем, как во всяком пьянице, говорило мелкое, гаденькое чувство страха: не придется ли расплачиваться за то, что натворил? А вдруг в суде будет разбираться не только дело о разводе, но и о том, что уже сколько времени он живет без определенных занятий, что он унес — нет, украл! — Асины вещи и пропил их?..

И в районном и в городском суде дело слушалось в его отсутствие. Суд расторг брак. По просьбе Аси, чтобы не возиться с обменом документов, ей оставили фамилию Новикова.

Прасковья Степановна отправилась в юридическую консультацию.

К ее разочарованию и неудовольствию, адвокат обстоятельно разъяснил, что Виктор Дмитриевич имеет законное право на жилплощадь в квартире бывшей жены.

— Даже если мы выпишем его из домовой книги?

— И в этом случае в течение шести месяцев он может возбудить дело о своем праве на жилплощадь, — подтвердил адвокат, склоняя голову и тонкими пальцами ощупывая гладко выбритые щеки. — Не хотите жить вместе, вам разрешат обмен на комнаты в разных домах.

— Но это же несправедливо! Пьянствовал, мучил семью, пропивал вещи — и теперь имеет право отнять у нас комнату. Неужели мы недостаточно пострадали?

— Видите ли, — терпеливо продолжал разъяснять адвокат, — наше советское право тем принципиально и отличается от буржуазного, что в капиталистической стране в осужденном видят окончательно погибшего человека, а у нас, избирая меру наказания, суд думает и о будущем этого человека, который должен снова вернуться в общество. Почему вашего бывшего зятя государство должно лишать простейшего человеческого права на жилплощадь? Вы думаете, на улице он скорее исправится?..