Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

В тот же день Юдин направил Новикова исправить несколько замков в комнатах клуба.

Войдя в комнату для занятий хорового кружка, Виктор Дмитриевич увидел рояль. Положив на стол сумку с инструментом, медленно, словно чего-то пугаясь, подошел к роялю. Задумчиво постоял. Машинально повертел вращающийся стул, поднял его. Сел, положил руки на скользкую холодную крышку, — в блестящей черноте заметил отражения пальцев.

Осторожно приподняв крышку, Виктор Дмитриевич беззвучно провел кончиками пальцев по клавиатуре... Ни звука. Только сухой шорох: огрубевшие пальцы цеплялись за клавиши. Они не скользят...

От волнения вспотели ладони... Вот так же они потели, когда он последний раз играл в пивной и порвал струну...

Виктор Дмитриевич вскочил, захлопнул крышку. Нет, нет! Не подходить больше к инструменту.

Ему хотелось снова вернуться к роялю. Но страх не позволял.

Починив замки, он быстро переоделся и ушел в город. Походил по улицам. Одолевали горькие мысли... Побоялся сесть за инструмент! Неужели так будет всегда?.. Может быть, просто еще рано думать о музыке?.. Надо работать и работать!..

Увлекающийся по натуре, Виктор Дмитриевич не мог относиться к порученному равнодушно, лишь бы отделаться. Он отдавался работе полностью, не считая часы для сна, не останавливаясь ни перед какими трудностями. Первые месяцы после выписки он полагал, что эта жадность только потому, что он изголодался по труду. Но со временем она не убывала, а — напротив — возрастала. И особенно — после встречи с Кошелевым.

По настоянию Мещерякова, не скрывшего от Марины Ивановны пережитую Новиковым грозу, Виктора Дмитриевича привлекли к участию в оборудовании нового кардиографического кабинета. Вместе с Колей Петровым они работали несколько ночей, проявили много выдумки. Оборудование обошлось в три раза дешевле, чем намечалось.

Все эти дни он не встречался с Лелей. Как только была закончена работа в кардиографическом кабинете, Леля заставила его отдыхать целое воскресенье.

Они поехали за город, к заливу. Виктор Дмитриевич чувствовал к Леле признательную нежность за ее мужество. Разве это не мужество, что она верит ему? Это — незаметный подвиг сильного сердца...

Наступила сухая, ясная осень. Безветренно-солнечные дни. Синее небо. Красноватая желтизна листвы. Деревья уже расцветились, но еще не облетели. В больничном парке стояла тишина, ощутимая остро, как звонкий стук часов в ночной комнате.

Виктор Дмитриевич просыпался рано и в утренней тишине отчетливо слышал гул первого трамвая — тугой, быстро повышающийся, как звук натягиваемой струны.

Ночью пролился дождь. А утром сегодня — промытое небо, яркий и влажный свет.

Когда Леля заступала на дежурство, Виктор Дмитриевич провожал ее до самого приемного покоя. Неторопливо шагая по аллеям, они увидели идущих от садоводства школьниц — детей работников больницы. В руках у детей были букеты цветов. На лепестках дрожали искрящиеся капельки влаги. Девочки несли длинные, покачивающиеся на упругих стеблях гладиолусы, — широкие раструбы цветочных колокольцев были окрашены нежнейшими переливами розоватых, кремовых и белых тонов, и когда колокольцы покачивались, то казалось, что они вот- вот, как угольники в оркестре, тоненько и весело зазвонят. Между деревьями то и дело мелькали парадные подкрахмаленные передники, белые, черные, коричневые ленты в косичках.

— Сегодня же первое сентября! — воскликнул Виктор Дмитриевич, указывая Леле на школьниц.

Сейчас все показалось ему вдруг полным особой значительности. И переднички, и ленты в косичках, и цветы, и довольные, смеющиеся лица, — все это вставало перед ним живым образом ясного детства и веселой юности.

Когда-то и ему в первый день занятий студенты приносили цветы. Какое это было счастье! Нет, это снова должно быть, и будет, будет, будет!

Страшно хотелось прямо сейчас побежать в консерваторию и, как ребенку, хотя бы одним глазком подглядеть, что там происходит сегодня.

Леля поняла, что Виктор Дмитриевич любит детей. Это было для нее радостно.

Наслышавшаяся рассказов старых женщин, Леля вначале больше всего боялась, что минет какое-то время, уйдет очарование восторженной влюбленности, Виктор Дмитриевич станет привычно близким, знакомым до каждой мелочи человеком — и тогда все будет скучно обыденным.

Но ей пришлось устыдить себя за свои опасения. Да, он стал самым близким для нее человеком, и все больше открывался для нее с новых и хороших сторон.