Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

Любящая душа восприимчива к страданиям любимого. И Леля не находила себе покоя. Расставшись в этот вечер с Виктором Дмитриевичем, она решила потревожить Мещерякова и пошла к нему домой.

Леля впервые была у Мещерякова. Он занимал небольшую комнату в старом одноэтажном деревянном доме. Об этой комнате мать Алексея Тихоновича говорила:

— Комната у нас такая, что кошка ляжет — и хвоста выбросить некуда...

Когда Леля пришла к Мещерякову, он занимался за своим маленьким столом около окна. Жена с дочерью и бабушка сидели на крыльце.

В комнате было очень чисто прибрано, но все равно никак нельзя было сказать, что в ней — отличный порядок. Это, должно быть, происходило оттого, что в комнате не было чопорной чинности и нерушимо-декоративного порядка накрахмаленных салфеток и вышитых подушечек. На полу, рядом со шкафом, высилась стопка книг. Здесь же стояли удочки. Из-за печки выглядывали колеса маленького велосипеда. Низенькая ширма отгораживала детскую кровать.

Было уже совсем сумеречно, и над столом горела лампочка, укрепленная на раздвижном штативе — такие лампы часто прикрепляют портнихи около своих швейных машин.

Готовясь к лекции, Алексей Тихонович работал за столом, заваленным книгами, газетными вырезками, фотографиями, листками с записями. Приходом Лели он не был удивлен. Он будто ожидал его и, кажется, скорее бы удивился, если бы она не пришла.

Внимательно выслушав ее, он попросил в разговорах с Виктором Дмитриевичем не касаться больше волнующей его темы.

— Надо сделать другое. Одними словами не поможешь. Вы правы, ему нужны доказательства — и мы найдем их.

Леля была уверена, что Алексей Тихонович поможет. Она ушла от него с облегченной душой, — хорошо, когда есть вот такие друзья!

Проводив Лелю, Мещеряков призадумался о Новикове. Все ли он правильно сделал, чтобы по-настоящему возвратить его в жизнь?

Решение пришло к нему позднее, когда он уже заканчивал подготовку к очередной лекции.

Последнее время врачи читали много лекций о вреде алкоголизма и о борьбе с ним. Алексей Тихонович опасался, что число путевок стало слишком большим. Дело было не в перегрузке врачей и не в излишней работе по подготовке к лекциям. Он боялся, что какой-нибудь чиновник, стремящийся поставить больше палочек в отчете о прочитанных лекциях на модную тему, может превратить это важное дело, которое должно вестись систематически, — в очередную кампанию. Через месяц он пришлет меньше путевок. А еще через два, когда появится какая-нибудь новая тема — допустим, о межпланетных сообщениях, — всюду будет посылать только лекторов по астронавтике. И забудет о борьбе с алкоголизмом.

Мещерякову представлялось самым правильным — прикрепить каждое лечебное учреждение к определенной группе предприятий. Врачи хорошо знали бы постоянный состав своих слушателей, его особенности, знали бы, что уже прочитано и что еще надо прочитать. Это позволило бы практически сочетать лекционную пропаганду и профилактическую работу. Он помышлял даже провести одну из лекций для рабочих в клубе больницы, с демонстрацией больных.

Сегодня Мещеряков готовился к поездке на судоремонтный завод, где должен был читать уже четвертую лекцию. Готовясь к ней, Алексей Тихонович, как и всегда, внимательно просматривал все материалы на интересующую его тему, появившиеся за последнее время.

Сейчас объявилось много популяризаторов борьбы с алкоголизмом. На эту тему они готовы читать хоть по десять платных лекций в день, хоть каждую неделю стряпать по популярной брошюре, порою даже глубоко не задумываясь над выводами.

Вот один из таких авторов пишет: «Пьяница заслуживает лишь гнева и возмущения советской общественности».

Самый легкий и простой вывод. Но правилен ли он? На первый взгляд — да! А если вдуматься глубоко?

Получается, что наше общество должно только лишь презирать алкоголика. А там, где одно презрение, — там отречение. Гнев и презрение существуют и в капиталистическом обществе. А разве так должно быть у нас?

Мещеряков не собирался становиться на защиту пьяниц. Ежедневно сталкиваясь с ними, он, быть может, как никто другой, видел всю омерзительность и вред пьянства. У нас нет социальной причины пьянства и не может быть никакого оправдания алкоголизму. Но не оправдывать — вовсе не означает вышвырнуть вон из жизни.

А требовать, как этот автор, — значит вычеркнуть из жизни всех злоупотребляющих алкоголем. Зачем же тогда медицина и другие средства? Только ли гнев и презрение должна проявлять советская общественность?