LibCat » Книги » Проза » Русская классическая проза » Федор Достоевский - Униженные и оскорбленные - русский и английский параллельные тексты

Федор Достоевский - Униженные и оскорбленные - русский и английский параллельные тексты

Здесь есть возможность читать онлайн «Федор Достоевский - Униженные и оскорбленные - русский и английский параллельные тексты» весь текст электронной книги совершенно бесплатно (целиком полную версию без сокращений). В некоторых случаях можно слушать аудио, скачать через торрент в формате fb2 и присутствует краткое содержание. Жанр: Русская классическая проза, на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале библиотеки ЛибКат.

Читать книгу

Название:
Униженные и оскорбленные - русский и английский параллельные тексты
Автор:
Федор Михайлович Достоевский
Жанр:
Русская классическая проза / на русском языке
Год:
неизвестен
ISBN:
нет данных
Рейтинг книги:
5 / 5. Голосов: 1
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:
Написать комментарий
Ваша оценка:
- 100
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5

Униженные и оскорбленные - русский и английский параллельные тексты: краткое содержание, описание и аннотация

Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Униженные и оскорбленные - русский и английский параллельные тексты»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.

Одна из самых мелодраматических книг русской литературы. Можно сказать, что с нее и началась мелодрама как литературный жанр. Трагическое несоответствие романтических представлений о жизни и реальной действительности – вот основная идея романа. Многое в этом произведении читателям казалось необычным: перед ними была поставлена новая этико-социальная проблема – проблема эгоизма.

Униженные и оскорбленные - русский и английский параллельные тексты — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком

Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Униженные и оскорбленные - русский и английский параллельные тексты», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

I looked at Smith's deserted lodging, and I liked it I took it for myself.	Я осмотрел опустевшую квартиру Смита, и мне она понравилась. Я оставил ее за собою.
The chief point about it was that it was large, though very lowpitched, so much so that at first I thought I should knock my head against the ceiling.	Главное, была большая комната, хоть и очень низкая, так что мне в первое время все казалось, что я задену потолок головою.
But I soon got used to it.	Впрочем, я скоро привык.
Nothing better could be found for six roubles a month.	За шесть рублей в месяц и нельзя было достать лучше.
The independence of it tempted me. All I still had to do was to arrange for some sort of service, for I could not live entirely without a servant.	Особняк соблазнял меня; оставалось только похлопотать насчет прислуги, так как совершенно без прислуги нельзя было жить.
The porter undertook meanwhile to come in once a day to do what was absolutely necessary.	Дворник на первое время обещался приходить хоть по разу в день, прислужить мне в каком-нибудь крайнем случае.
And who knows, thought I, perhaps someone will come to inquire for the old man But five days passed after his death, and no one had yet come.	"А кто знает, - думал я, - может быть, кто-нибудь и наведается о старике!" Впрочем, прошло уже пять дней, как он умер, а еще никто не приходил.
Chapter II	Глава II
At that time, just a year ago, I was still working on the staff of some papers, wrote articles, and was firmly convinced that I should succeed one day in writing something good on a larger scale.	В то время, именно год назад, я еще сотрудничал по журналам, писал статейки и твердо верил, что мне удастся написать какую-нибудь большую, хорошую вещь.
I was sitting over a long novel at that time, but it had all ended in my being here in the hospital, and I believe I am soon going to die.	Я сидел тогда за большим романом; но дело все-таки кончилось тем, что я - вот засел теперь в больнице и, кажется, скоро умру.
And since I am going to die, why, one might ask write reminiscences ?	А коли скоро умру, то к чему бы, кажется, и писать записки?
I cannot help continually recalling all this bitter last year of my life.	Вспоминается мне невольно и беспрерывно весь этот тяжелый, последний год моей жизни.
I want to write it all down, and if I had not found this occupation I believe I should have died of misery.	Хочу теперь все записать, и, если б я не изобрел себе этого занятия, мне кажется, я бы умер с тоски.
All these impressions of the past excite me sometimes to the pitch of anguish, of agony.	Все эти прошедшие впечатления волнуют иногда меня до боли, до муки.
They will grow more soothing, more harmonious as I write them. They will be less like delirium, like a nightmare.	Под пером они примут характер более успокоительный, более стройный; менее будут походить на бред, на кошмар.
So I imagine.	Так мне кажется.
The mere mechanical exercise of writing counts for something. It will soothe me, cool me, arouse anew in me my old literary habits, will turn my memories and sick dreams into work - into occupation.... Yes, it is a good idea.	Один механизм письма чего стоит: он успокоит, расхолодит, расшевелит во мне прежние авторские привычки, обратит мои воспоминания и больные мечты в дело, в занятие... Да, я хорошо выдумал.
Moreover, it will be something to leave my attendant if he only pastes up the window with my manuscript, when he puts in the double frames for the winter.	К тому ж и наследство фельдшеру; хоть окна облепит моими записками, когда будет зимние рамы вставлять.

But I have begun my story, I don't know why, in the middle.	Но, впрочем, я начал мой рассказ, неизвестно почему, из средины.
If it is all to be written, I must begin from the beginning.	Коли уж все записывать, то надо начинать сначала.
Well, let us begin at the beginning, though my autobiography won't be a long one,	Ну, и начнем сначала. Впрочем, не велика будет моя автобиография.
I was not born here but far away in a remote province.	Родился я не здесь, а далеко отсюда, в -ской губернии.
It must be assumed that my parents were good people, but I was left an orphan as a child, and I was brought up in the house of Nikolay Sergeyitch Ichmenyev, a small landowner of the neighbourhood, who took me in out of pity.	Должно полагать, что родители мои были хорошие люди, но оставили меня сиротой еще в детстве, и вырос я в доме Николая Сергеича Ихменева, мелкопоместного помещика, который принял меня из жалости.
He had only one child, a daughter Natasha, a child three years younger than I.	Детей у него была одна только дочь, Наташа, ребенок тремя годами моложе меня.
We grew up together like brother and sister.	Мы росли с ней как брат с сестрой.
Oh, my dear childhood!	О мое милое детство!
How stupid to grieve and regret it at fiveandtwenty, and to recall it alone with enthusiasm and gratitude!	Как глупо тосковать и жалеть о тебе на двадцать пятом году жизни и, умирая, вспомянуть только об одном тебе с восторгом и благодарностию!
In those days there was such bright sunshine in the sky, so unlike the sun of Petersburg, and our little hearts beat so blithely and gaily.	Тогда на небе было такое ясное, такое непетербургское солнце и так резво, весело бились наши маленькие сердца.
Then there were fields and woods all round us, not piles of dead stones as now.	Тогда кругом были поля и леса, а не груда мертвых камней, как теперь.
How wonderful were the garden and park in Vassilyevskoe, where Nikolay Sergeyitch was steward. Natasha and I used to go for walks in that garden, and beyond the garden was a great damp forest, where both of us were once lost. Happy, golden days!	Что за чудный был сад и парк в Васильевском, где Николай Сергеич был управляющим; в этот сад мы с Наташей ходили гулять, а за садом был большой, сырой лес, где мы, дети, оба раз заблудились... Золотое, прекрасное время!
The first foretaste of life was mysterious and alluring, and it was so sweet to get glimpses of it.	Жизнь сказывалась впервые, таинственно и заманчиво, и так сладко было знакомиться с нею.
In those days behind every bush, behind every tree, someone still seemed to be living, mysterious, unseen by us, fairyland was mingled with reality ; and when at times the mists of evening were thick in the deep hollows and caught in grey, winding wisps about the bushes that clung to the stony ribs of our great ravine, Natasha and I, holding each other's hands, peeped from the edge into the depths below with timid curiosity, expecting every moment that someone would come forth or call us out of the mist at the bottom of the ravine; and that our nurse's fairy tales would turn out to be solid established truth.	Тогда за каждым кустом, за каждым деревом как будто еще кто-то жил, для нас таинственный и неведомый; сказочный мир сливался с действительным; и, когда, бывало, в глубоких долинах густел вечерний пар и седыми извилистыми космами цеплялся за кустарник, лепившийся по каменистым ребрам нашего большого оврага, мы с Наташей, на берегу, держась за руки, с боязливым любопытством заглядывали вглубь и ждали, что вот-вот выйдет кто-нибудь к нам или откликнется из тумана с овражьего дна и нянины сказки окажутся настоящей, законной правдой.
Once, long afterwards, I happened to remind Natasha how a copy of	Раз потом, уже долго спустя, я как-то напомнил Наташе, как достали нам тогда однажды