Антон Чехов - Поцелуй - русский и английский параллельные тексты

"No, that was not Von Rabbek, but simply Rabbe and no 'von.' " -- Нет, тот не фон Раббек, а просто Раббе, и без фон. "What lovely weather!" -- А какая хорошая погода! At the first of the granaries the road divided in two: one branch went straight on and vanished in the evening darkness, the other led to the owner's house on the right. У первого господского амбара дорога раздваивалась: одна ветвь шла прямо и исчезала в вечерней мгле, другая -- вела вправо к господскому дому. The officers turned to the right and began to speak more softly. . . . Офицеры повернули вправо и стали говорить тише... On both sides of the road stretched stone granaries with red roofs, heavy and sullen-looking, very much like barracks of a district town. По обе стороны дороги тянулись каменные амбары с красными крышами, тяжелые и суровые, очень похожие на казармы уездного города. Ahead of them gleamed the windows of the manor-house. Впереди светились окна господского дома. "A good omen, gentlemen," said one of the officers. "Our setter is the foremost of all; no doubt he scents game ahead of us! . . ." -- Господа, хорошая примета! -- сказал кто-то из офицеров. -- Наш сеттер идет впереди всех; значит, чует, что будет добыча!..

Lieutenant Lobytko, who was walking in front, a tall and stalwart fellow, though entirely without moustache (he was over five-and-twenty, yet for some reason there was no sign of hair on his round, well-fed face), renowned in the brigade for his peculiar faculty for divining the presence of women at a distance, turned round and said:	Шедший впереди всех поручик Лобытко, высокий и плотный, но совсем безусый (ему было более двадцати пяти лет, но на его круглом, сытом лице почему-то еще не показывалась растительность), славившийся в бригаде своим чутьем и уменьем угадывать на расстоянии присутствие женщин, обернулся и сказал:
"Yes, there must be women here; I feel that by instinct."	-- Да, здесь женщины должны быть. Это я инстинктом чувствую.
On the threshold the officers were met by Von Rabbek himself, a comely-looking man of sixty in civilian dress.	У порога дома офицеров встретил сам фон Раббек, благообразный старик лет шестидесяти, одетый в штатское платье.
Shaking hands with his guests, he said that he was very glad and happy to see them, but begged them earnestly for God's sake to excuse him for not asking them to stay the night; two sisters with their children, some brothers, and some neighbours, had come on a visit to him, so that he had not one spare room left.	Пожимая гостям руки, он сказал, что он очень рад и счастлив, но убедительно, ради Бога, просит господ офицеров извинить его за то, что он не пригласил их к себе ночевать; к нему приехали две сестры с детьми, братья и соседи, так что у него не осталось ни одной свободной комнаты.
The General shook hands with every one, made his apologies, and smiled, but it was evident by his face that he was by no means so delighted as their last year's count, and that he had invited the officers simply because, in his opinion, it was a social obligation to do so.	Генерал пожимал всем руки, просил извинения и улыбался, но по лицу его видно было, что он был далеко не так рад гостям, как прошлогодний граф, и что пригласил он офицеров только потому, что этого, по его мнению, требовало приличие.
And the officers themselves, as they walked up the softly carpeted stairs, as they listened to him, felt that they had been invited to this house simply because it would have been awkward not to invite them; and at the sight of the footmen, who hastened to light the lamps in the entrance below and in the anteroom above, they began to feel as though they had brought uneasiness and discomfort into the house with them.	И сами офицеры, идя вверх по мягкой лестнице и слушая его, чувствовали, что они приглашены в этот дом только потому, что было бы неловко не пригласить их, и при виде лакеев, которые спешили зажигать огни внизу у входа и наверху в передней, им стало казаться, что они внесли с собою в этот дом беспокойство и тревогу.
In a house in which two sisters and their children, brothers, and neighbours were gathered together, probably on account of some family festivity, or event, how could the presence of nineteen unknown officers possibly be welcome?	Там, где, вероятно, ради какого-нибудь семейного торжества или события съехались две сестры с детьми, братья и соседи, может ли понравиться присутствие девятнадцати незнакомых офицеров?
At the entrance to the drawing-room the officers were met by a tall, graceful old lady with black eyebrows and a long face, very much like the Empress Eug?nie.	Наверху, у входа в залу, гости были встречены высокой и стройной старухой с длинным чернобровым лицом, очень похожей на императрицу Евгению.
Smiling graciously and majestically, she said she was glad and happy to see her guests, and apologized that her husband and she were on this occasion unable to invite messieurs les officiers to stay the night.	Приветливо и величественно улыбаясь, она говорила, что рада и счастлива видеть у себя гостей, и извинялась, что она и муж лишены на этот раз возможности пригласить гг. офицеров к себе ночевать.

From her beautiful majestic smile, which instantly vanished from her face every time she turned away from her guests, it was evident that she had seen numbers of officers in her day, that she was in no humour for them now, and if she invited them to her house and apologized for not doing more, it was only because her breeding and position in society required it of her.	По ее красивой, величественной улыбке, которая мгновенно исчезала с лица всякий раз, когда она отворачивалась за чем-нибудь от гостей, видно было, что на своем веку она видела много гг. офицеров, что ей теперь не до них, а если она пригласила их к себе в дом и извиняется, то только потому, что этого требуют ее воспитание и положение в свете.
When the officers went into the big dining-room, there were about a dozen people, men and ladies, young and old, sitting at tea at the end of a long table.	В большой столовой, куда вошли офицеры, на одном краю длинного стола сидело за чаем с десяток мужчин и дам, пожилых и молодых.
A group of men was dimly visible behind their chairs, wrapped in a haze of cigar smoke; and in the midst of them stood a lanky young man with red whiskers, talking loudly, with a lisp, in English.	За их стульями, окутанная легким сигарным дымом, темнела группа мужчин; среди нее стоял какой-то худощавый молодой человек с рыжими бачками и, картавя, о чем-то громко говорил по-английски.
Through a door beyond the group could be seen a light room with pale blue furniture.	Из-за группы, сквозь дверь, видна была светлая комната с голубою мебелью.
"Gentlemen, there are so many of you that it is impossible to introduce you all!" said the General in a loud voice, trying to sound very cheerful. "Make each other's acquaintance, gentlemen, without any ceremony!"	-- Господа, вас так много, что представлять нет никакой возможности! -- сказал громко генерал, стараясь казаться очень веселым. -- Знакомьтесь, господа, сами попросту!
The officers -- some with very serious and even stern faces, others with forced smiles, and all feeling extremely awkward -- somehow made their bows and sat down to tea.	Офицеры -- одни с очень серьезными и даже строгими лицами, другие, натянуто улыбаясь, и все вместе чувствуя себя очень неловко, кое-как раскланялись и сели за чай.
The most ill at ease of them all was Ryabovitch -- a little officer in spectacles, with sloping shoulders, and whiskers like a lynx's.	Больше всех чувствовал себя неловко штабс-капитан Рябович, маленький сутуловатый офицер, в очках и с бакенами, как у рыси.
While some of his comrades assumed a serious expression, while others wore forced smiles, his face, his lynx-like whiskers, and spectacles seemed to say:	В то время как одни из его товарищей делали серьезные лица, а другие натянуто улыбались, его лицо, рысьи бакены и очки как бы говорили:
"I am the shyest, most modest, and most undistinguished officer in the whole brigade!"	"Я самый робкий, самый скромный и самый бесцветный офицер во всей бригаде!"
At first, on going into the room and sitting down to the table, he could not fix his attention on any one face or object.	На первых порах, входя в столовую и потом сидя за чаем, он никак не мог остановить своего внимания на каком-нибудь одном лице или предмете.
The faces, the dresses, the cut-glass decanters of brandy, the steam from the glasses, the moulded cornices -- all blended in one general impression that inspired in Ryabovitch alarm and a desire to hide his head.	Лица, платья, граненые графинчики с коньяком, пар от стаканов, лепные карнизы -- все это сливалось в одно общее, громадное впечатление, вселявшее в Рябовича тревогу и желание спрятать свою голову.
Like a lecturer making his first appearance before the public, he saw everything that was before his eyes, but apparently only had a dim understanding of it (among physiologists this condition, when the subject sees but does not understand, is called psychical blindness).	Подобно чтецу, впервые выступающему перед публикой, он видел все, что было у него перед глазами, но видимое как-то плохо понималось (у физиологов такое состояние, когда субъект видит, но не понимает, называется "психической слепотой").

Читать дальше